Куколка - стр. 29
– Зачем сие, сэр?
– Ужель вам не ведомо, зачем мужчина целует женскую руку?
Смена обращения окончательно сбивает Фанни с толку. Понурившись, она качает головой.
– Ради того, что вскоре вы отдадите, ангел мой.
Фанни вскидывает растерянный взгляд:
– Что ж вам угодно?
– Мы приблизились к водам, что исцелят меня. Помните, я говорил об них? Завтра мы встретим тех, кто охраняет сии воды, в чьей власти осуществить мои заветные мечты. В знак уваженья я поднесу им дар. К деньгам и драгоценностям они равнодушны. Даром станете вы, Фанни. – Мистер Бартоломью разглядывает девушку. – Что скажете?
– Только одно, сэр: я связана с миссис Клейборн и поклялась вернуться.
– Узы с дьяволом не в счет.
– Может, оно и так, сэр. Но только с теми, кто ее бросает, она хуже дьявола. Иначе нельзя, а то все разбегутся.
– Не вы ль минуту назад сказали, что желаете перемениться?
– Не в худшую сторону, – чуть слышно отвечает Фанни.
– Вас известили, что вы должны всячески ублажать меня?
– Да, сэр. Но не других.
– Я купил вас на три недели, верно?
– Да, сэр.
– Стало быть, я могу вами пользоваться еще две недели. Так вот, я повелеваю своей недешевой покупке: завтра вы постараетесь ублажить тех, на встречу с кем мы лелеем надежду.
В неохотной покорности девушка склоняет голову.
– Попомните каждое мое слово, Фанни, – продолжает мистер Бартоломью. – Пусть их манеры и наружность вас не обманут. Хранители вод не знают нашего языка, они лишь недавно прибыли из дальних краев.
– Я маленько говорю по-французски, знаю пару-тройку голландских слов.
– Сие без надобности. С ними следует изъясняться как с Диком. – Мистер Бартоломью умолкает, разглядывая склоненную девичью голову. – Вы хорошо себя проявили, Фанни. Мое неудовольствие было нарочным, я испытывал вас для своей подлинной затеи. Слушайте же. На родине хранителей нет женщин, подобных вам. Вы талантливы в изображенье стыдливой девственности. Такой вы должны предстать завтра. Никакого грима и убранства, никаких столичных замашек, блудливых взглядов и прочих примет вашего истинного ремесла. Вы – застенчивая провинциалка, воспитанная в скромности и не познавшая мужчин. Излучаете благонравие, а не похоть и опытность, кои полчаса назад вы продемонстрировали мне, а ранее – тысяче других мужчин. Вам понятно?
– Как быть, ежели меня потянут в койку?
– Исполнять любое их желанье.
– Охота мне иль нет?
– Повторяю: их воля – моя воля. Что, у Клейборн вы тоже привередничали, словно высокородная леди?
Повисает тишина. Мистер Бартоломью разглядывает понурившуюся девушку. Сейчас в лице его нет циничного сарказма и былой жестокости, оно светится удивительным покоем и терпением. Молодой джентльмен выглядит уже не предтечей скинхедов, но буддийским монахом, невероятно уравновешенным и сдержанным, глубоко погруженным в себя и свои деяния. Лишь во взгляде его мелькает непредсказуемый огонек полнейшего довольства, сродни тому, что на миг возник в глазах Дика, запалившего бумаги. Проходит не менее минуты, прежде чем мистер Бартоломью нарушает молчание: