Кто боится смерти - стр. 1

В шестнадцать лет моя жизнь рухнула. Папа умер. У него было такое сильное сердце, а он умер. Может, из-за жара и дыма в кузне? Его и правда было невозможно отвлечь от работы, от ремесла. Ему нравилось гнуть и подчинять себе металл. Но работа, казалось, лишь придавала ему сил – в кузне он был счастлив. Что же его убило? Я по сей день не знаю точно. Надеюсь, не я и не то, что я тогда сделала.

Когда он умер, мама тут же выбежала из спальни и, рыдая, стала биться о стену. Тогда я поняла, что я изменюсь. Поняла, что больше никогда не смогу полностью контролировать внутреннее пламя. В тот день я стала другим существом, менее человекоподобным. Сейчас я понимаю: все, что было потом, началось тогда.

Церемонию проводили на окраине города, возле песчаных дюн. Был разгар дня, ужасная жара. Его тело лежало на куске толстой белой ткани, а вокруг – гирлянда из сплетенных пальмовых ветвей. Я встала на колени в песок рядом с его телом, чтобы проститься. Никогда не забуду его лицо. Оно больше не было Папиным. У Папы было темно-коричневое лицо с пухлыми губами. А у этого лица щеки впали, губы сдулись, а кожа была цвета серо-коричневой бумаги. Папин дух был где-то не здесь.

Шею сзади покалывало. Белое покрывало плохо защищало от невежественных и полных страха людских глаз. К тому времени за мной всегда все следили. Я стиснула зубы. Вокруг плакали и стенали коленопреклоненные женщины. Папу очень любили, несмотря на то что он женился на маме, у которой была я – ребенок-эву. Это ему давно простили – мол, даже великий человек может ошибиться. Сквозь стоны я слышала тихий мамин плач. Она потеряла больше других.

Пришла ее очередь прощаться. Потом его заберут на кремацию. Я в последний раз взглянула на его лицо. Подумала: «Я тебя больше не увижу». Я не была готова. Я моргнула и коснулась своей груди. Тогда все и случилось… когда я коснулась груди. Сначала это было похоже на зуд, как от щекотки. Но быстро разрослось во что-то большее.

Чем больше усилий я прилагала, чтобы встать, тем сильнее оно становилось и тем шире простиралось мое горе. «Нельзя, чтобы его забрали, – лихорадочно думала я, – в кузне еще столько металла. Он не закончил работу!» Ощущение разлилось по всей груди и дальше по телу. Я ссутулила плечи, чтобы удержать его. Затем начала оттягивать от людей вокруг. Я дрожала и скрежетала зубами. Меня наполняла ярость. «Ну не здесь! – думала я. – Не на Папиных похоронах!» Жизнь не хотела оставить меня в покое хотя бы ненадолго, не давала даже оплакать отца.

Рыдания сзади прекратились. Я слышала только легкий ветер. Это было очень жутко. Что-то было подо мной, в земле, а может, где-то еще. Вдруг меня придавило чувствами каждого, кто горевал по отцу.

Я инстинктивно схватила его за руку. Люди закричали. Я не обернулась. Слишком была сосредоточена на том, что должна сделать. Никто не пытался увести меня. Никто не трогал. Однажды во время редкой в сухой сезон грозовой бури в дядю моей подруги Луйю ударила молния. Он выжил, но без конца рассказывал, как почувствовал, будто его жестоко трясет изнутри. Я ощущала то же самое.

Я ахнула в ужасе. Я не могла отнять свою руку от Папиной. Я к нему приросла. Цвет моей кожи – песочный – стекал с ладони на его серо-коричневую руку. Холмик смешавшейся плоти.

Я закричала.

Крик застрял в горле, я закашлялась. Затем всмотрелась. Папина грудь медленно ходила вверх и вниз, вверх и вниз… он дышал! Я почувствовала одновременно отвращение и отчаянную надежду. Глубоко вдохнула и закричала: «Живи, Папа! Живи!»

Чьи-то руки схватили меня за запястья. Я тут же узнала, кто это. У него был сломан и забинтован палец. Если бы он не отпустил меня, я бы его покалечила еще сильнее, чем пять дней назад.