Крылья - стр. 85
Были ли дороги опасны? Наверное были. Впервые услышав тоскливый как сама зима, вынимающий душу вой, Варка перепугался до обморочной тошной дрожи. «Это волки, – растолковали ему, – волки сбиваются в стаи», и он успокоился. На волков он был согласен. Что такое волки по сравнению с мантикорами? Милые добродушные зверюшки.
Несколько раз мимо проносились, гремя оружием и дорогой сбруей, конные отряды. Однажды прошла нестройная толпа новобранцев под конвоем вербовщиков князя Филиппа. Князь владел долиной Трубежа. Во всяком случае, так считали в княжеском замке. Барон Косинский, владения которого примыкали к долине с юга, считал иначе. Местные же твердили, что долина спокон веков ходила под крайнами, и потому ни князь, ни барон им не указ. При крайнах подать никому не платили и теперь не станем. Ни деньгами, ни зерном, ни скотиной. При крайнах воинских наборов не было, и теперь нечего здесь вербовщикам шляться. Кто там с кем воюет – не наше дело. Про то пусть князь думает, а мы и без его войск проживём. Ни лошадей, ни людей, ни кормов не дадим, пусть убираются в свой Сенеж…
Таких речей, обычно не очень трезвых, Варка наслушался достаточно. Ему самому было уж точно всё равно: князь, барон или крайны, которых нету. Единственный известный ему крайн на власть никак не посягал и, похоже, пуще всего боялся, как бы его не нашли.
Конные или пешие солдаты не интересовались двумя нищими, уныло бредущими по краю дороги. Зато их дважды останавливали какие-то вовсе непонятные люди, в первый раз – бородатые и оборванные, во второй – тоже бородатые, но одетые щёголевато, в тулупчиках на одно плечо, крепких сапогах и чистых рубахах.
Первые отобрали всё съестное и, слегка накостыляв по шее, приказали убираться. Отобрали бы и одёжу, да она была слишком плоха.
Вторые тоже перетряхнули всю торбу, но, не найдя денег, махнули рукой и собрались было отпустить с миром. Однако их конный предводитель небрежно поинтересовался, не те ли они песельники, что живут у дядьки Антона и, получив утвердительный ответ, потребовал песен. Варка хотел было начать что-нибудь бодрое, но Жданка, хорошо знавшая вкусы Либавских воров и разбойников, завела
Родила меня мать в гололедицу
Померла от лихого житься
…Песня это длинная, жалостная. Варка стоял на дороге, глядел на тонкие голые ветки, на зимнее небо над ними и, забыв обо всём, пел так, будто никакого предводителя рядом не было. Жданка искоса посматривала на него, прямого и ясного, как солнечный луч, случайно заблудившийся в этом сером лесу, и думала, что ей никогда так не спеть, не стоит и стараться.