Круглый дом - стр. 39
Отец нахмурился, глядя на папки, и провел ладонью по лицу.
– Я видел Линдена в зале суда. Говорят, у него неплохо подвешен язык. Может кого угодно обворожить своими речами. Но во время процесса он ни звука не проронил.
– А он не мог… – начал я.
– Напасть на маму? Не знаю. Он, конечно, тот еще фрукт. После смерти матери он ненадолго ударился в политику. В ходе процесса он, возможно, узнал неприятные для себя факты о проблемах юрисдикции внутри и вне резервации. Он написал анонимное письмо в газету «Фарго форум». Опичи сохранила вырезку. Я его читал – там было все как обычно: «давайте отменим резервации»; он даже использовал старое выражение белых расистов: «Мы забьем их без шума и пыли!» Они так и не поняли, что резервации существуют потому, что наши предки заключили с правительством законные сделки. Но его усилия не пропали даром. Как я слышал, Линден стал собирать средства для Кертиса Йелтоу, который выдвинул свою кандидатуру на выборах губернатора Южной Дакоты и разделял его взгляды. А еще я слышал – Опичи на хвосте принесла, естественно, – что Линден связался с местным отделением «Поссе Комитатус»[10]. Эта группа выступает за то, чтобы местные шерифы обладали всей полнотой выборной власти. Насколько я знаю, Ларк сейчас вернулся в дом матери. Живет тихо и частенько отлучается. Полагаю, в Южную Дакоту. Он ведет себя очень скрытно. Опичи говорит, все дело в женщине, но ее видели всего пару раз. Он приезжает и уезжает в разное время, но пока не было никаких признаков, что он торгует наркотиками или занимается чем-то противозаконным. Я точно знаю, что его мать умела возбуждать эмоциональную агрессию. Другим ее гнев передавался как зараза. С виду это была хрупкая невысокая старушка, но при этом обладала всепоглощающим собственническим инстинктом. Это была гадюка в человечьем обличии. Может быть, Линден Ларк не такой, как она, а может, впитал с материнским молоком ее яд.
Отец отправился на кухню налить себе еще кофе. А я как завороженный смотрел на дело.
Наверное, именно тогда я и заметил, что на каждой странице распечаток недавних решений отца стояла его собственноручная подпись авторучкой с голубыми чернилами. У него был аккуратный почерк, почти каллиграфический, и выведенные в старомодной манере буквы выстраивались точно паутинка. С тех пор я запомнил две характерные для судей особенности. Все они держали собак, и у всех была какая-то запоминающаяся причуда. Вот как эта авторучка с голубыми чернилами, хотя дома отец всегда пользовался шариковой ручкой. Я раскрыл последнюю папочку на письменном столе и углубился в чтение.