Кровники - стр. 15
– Да не могу я кровным помогать, – простонала Прасковья. – Ох, Шура, дай воды…
– Она-то не знает про кровников. – Хозяйка поднялась и зачерпнула ковшом воды из ведра, налила в кружку.
Прасковья отпила несколько глотков, слыша, как стучат зубы о жесть.
– Шура, я заплачу, всё отдам… помоги!
Та покачала головой:
– Сильная ведьма делала. Внуку твоему остался месяц, не больше. С этой стервой Коля жить не станет, не полюбит он её.
Прасковье показалось, что она умерла тут же, на этом старом табурете. Кружка упала, расплескав воду на полосатую дорожку.
– Да погоди, Парань, попробую я отсрочку сделать. Глядишь, за это время что-нибудь и…
Прасковья подняла заплаканные глаза, схватила Шуру за руку:
– Отсрочь, Шура, милая, отсрочь!
– Я покажу тебе её, – продолжила знахарка, – придёт соли просить. Не давай! Хоть как пусть просит, в ногах валяется – не давай! И своим скажи, что нельзя давать, иначе всё насмарку пойдёт, не будет никакой отсрочки. И виду не показывай, что знаешь, отговаривайся, как можешь. Получится – больше над Колей она власти иметь не будет. И как на духу говорю тебе: долго эта гадюка не проживёт. Накажут её за то, что натворила.
Обратный путь стал для Прасковьи длиннее в два раза. Нет, она не ругала матерными словами неизвестную женщину, приворожившую Колю, – Прасковья была набожна и никогда не сквернословила – плелась и подвывала тихонько. Кое-как добралась до дома, вошла в комнату и упала на стул.
– Николаша где?
– Ушёл опять, поел и ушёл, – ответила Маруся.
Прасковья отдышалась, выдвинула ящик стола, где хранились столовые приборы, взяла ножи и, подтащив табуретку, воткнула их за дверной косяк.
– Мамака, зачем ножи? А хлеб чем резать? – удивилась Маруся.
– Новые купишь, – сказала Прасковья и заплакала. – Плохие вести я принесла, дочка. Приворожила какая-то гадина нашего Николашу. На смерть сделала…
Маруся слушала и расширившимися глазами смотрела на маленькую Наташку, играющую с бельевыми прищепками на расстеленном одеяле. Троих сыновей схоронила Маруся. Двое погодков умерли ещё до рождения Коли, а Лёшенька – и трёх лет не прошло.
– А вдруг ошибается твоя Шура? – наконец проговорила она.
– Да вот ещё ни разу не обманула. У меня тут огнём горит! – Прасковья ударила себя в грудь кулачком. – Я не вижу, как Александра, но чувствую, что это правда.
Вечером Полине нездоровилось. Раза два или три она сходила в уборную и выплеснула в унитаз всё, что было съедено.
– Забрюхатела, поди, от своего Кольки? – спросила мать и обмерла: в подоле принесёт девка!
Поля легла на кровать, отвернулась к стене с приколоченным ковриком.