Кровавые девы - стр. 40
– А мне предлагается вызывать их на откровенность и внимательно слушать?
«И, может быть, походя интересоваться, не занимаются ли они также гематологией».
– Тогда вы, вне всяких сомнений, станете самым популярным среди гостей! Обычно эти «ученые» даже друг друга не слушают.
– Но мне бы еще хотелось услышать, что об этом могут сказать в Охранном, – напомнил Эшер.
– Вот вечером сами и спросите! – вновь усмехнувшись, откликнулся Разумовский. – Этих туда тоже слетится тьма.
Еще раз заверенный князем Разумовским, что, столкнувшись во время пребывания в Санкт-Петербурге с любыми, точно не названными «затруднениями», он может смело обращаться прямо к князю, в его департамент Министерства внутренних дел, Эшер нанял кеб и покатил по Каменноостровскому проспекту назад, в город. День выдался зверски холодным, но ясным, и в меркнущем свете солнца Острова еще сохраняли ореол сказки, места и времени, изрядно отставшего от новорожденного Двадцатого Века: имения аристократов в окружении лесов и березовых рощ, бревенчатые стены крохотных izba, подражаний сельской простоте – казалось, все это, отраженное в каком-то волшебном зеркале, мерцает искристой пыльцой того самого зачина: «Некогда, в давние-давние времена…»
Может, это и есть мир, где растут дети?
Откинув голову на засаленные подушки сиденья, Эшер погрузился в воспоминания о кентском коттедже теток, об ароматах лесов, начинавшихся сразу же за садовой оградой. О мире, где нечто прекрасное, восхитительно новое ожидало его за любым поворотом тропинки, под шляпкой любого гриба.
«Может, поэтому нас и влекут к себе сказки? Может, погоня за народными преданиями, за золотом эльфов – на самом деле просто желание вернуться в детство, в те времена, когда нас любили и оберегали? Когда жить на свете было не страшно, так как мы еще не понимали, что почем? Когда слыхом не слыхивали ни о бомбах, ни о ядовитых газах?»
Сквозь кроны голых деревьев поблескивала, точно стекло, черно-зеленая в белую крапинку гладь Залива. За поросшими мхом горгульями и гранитными львами привратницких ярко, словно цветы, зеленели, розовели, желтели дворцы в итальянском стиле. Внутри – это Эшер знал не понаслышке – каждый был просто великолепен: полированный камень сотни оттенков, черное дерево, позолота, французские маркетри, китайские шелка… и каждый рубль, ушедший на все эти красоты, вынут из карманов простонародья, отнят у жителей тысяч безотрадных глухих деревень и у рабочих, замерзающих насмерть в угрюмых стенах великого множества бараков, доходных домов и фабрик в пределах недолгой пешей прогулки от этих волшебных мест.