Кровь и лунный свет - стр. 48
Я закатываю глаза:
– Все еще Кэт. Ты первая начала меня так называть, помнишь?
– Конечно помню.
Маргерит бросает обеспокоенный взгляд на настоятельницу, и в этот момент я понимаю: она в полном облачении сестры Света, ее волосы скрыты под белым платком, а талию обхватывает поясок из бисера.
– Когда ты дала обет? – спрашиваю я.
Мать Агнес направляется к потертому мягкому креслу, делая вид, что не слушает наш разговор, но я хорошо ее знаю.
– В середине зимы, – отвечает Маргерит. – Как и положено.
Церемония проводится в самый короткий день в году, символизируя, что сестра должна наполняться Светом в каждый последующий.
– И ты не позвала меня?
Маргерит заламывает свои изящные руки, когда в разговор вмешивается мать Агнес.
– Я сказала ей, что она должна передать приглашение лично. – Настоятельница опускается на свое место. – Но ты так и не появилась здесь, чтобы получить его.
Голубые глаза подруги наполняются слезами, но Маргерит всегда плакала только за других. И довольно часто – из-за моих наказаний. Что ж, судя по всему, ничего не изменилось. Я вздыхаю.
– Прости, Марга. Я просто…
– Поддалась гордыне, – заканчивает мать Агнес.
Я хмурюсь:
– Я собиралась сказать «злилась».
И это правда.
Настоятельница беззаботно откидывается на спинку кресла.
– Злость – форма гордыни.
Не знаю, права ли она, но, если честно, мне все равно. Мне лишь жаль, что из-за этого пострадала Маргерит.
– И ты постригла волосы? – спрашиваю я.
Эта мысль вызывает боль. Я всегда завидовала золотистым волнистым локонам подруги, которые легко укладывались в прически, в отличие от моих темных непослушных кудрей.
Маргерит смеется:
– На самом деле нет. Мне разрешили сохранить их до осени, чтобы еще немного подросли.
– До осени? – переспрашиваю я. – Почему… ох…
Крупная торговая ярмарка Коллиса. Со всех уголков Галлии съезжаются мастера, в том числе и изготовители париков.
– Ты сможешь выставить их на аукционе.
Мать Агнес кивает:
– На эти деньги мы купим новый ткацкий станок. Сможем больше ткать.
Аббатство обеспечивает себя самостоятельно и даже получает прибыль от продажи ткани, которую ткут сестры и послушницы. Но станок здешний – старше самой настоятельницы.
– Я рада внести свой вклад, – говорит Маргерит.
И я в этом не сомневаюсь.
– Сестра, – говорит настоятельница, – вы сможете пообщаться с Катрин в следующий раз. А сейчас не могла бы ты принеси нам чаю, пока мы будем обсуждать ее текущие дела?
Я фыркаю. Она ведет себя так, словно мы будем договариваться о цене на шерсть.
– И немного имбирного печенья, пожалуйста, – добавляю я, садясь на длинный жесткий диван справа от настоятельницы.