Кроха - стр. 26
Ловко выдёргиваю застёжки-крючочки, рывком, сняв лифчик, бросаю в Демона, трусики летят в него же, а он от неожиданности отшатывается. Вот теперь на его лице совсем другое выражение, исчезает невозмутимость, и во взгляде уже огонь иного рода. Я картинно и равнодушно встряхиваю длинные волосы, и приваливаюсь спиной к стене.
— И что Вы будете делать с этим? Коллекционируете женское бельё? — ехидно киваю на ворох шмоток в его руках.
Дима швыряет в меня моими трусиками, но я не ловлю, и они бухаются на лестницу. Здорово, теперь мне и надеть нечего, это надо стирать. Не напяливать же то, что изваляно на полу. Всё, что выдавали в детском доме, я с собой не прихватила, оставила ненавистные вещи там. Взяла лишь то, что принадлежало лично мне — дневник, цветные ручки и одежду, которую пришлось надеть.
— Утром пойдёшь и извинишься за украденные тряпки. — говорит Демон, вновь глядя мимо меня. — расплатишься за них. Ты меня щас хорошо поняла?
— Этого не будет. — отрезаю, уверенная, что сумею избежать унижения, которое он мне уготовил.
— У тебя есть выбор? — усмехается он.
Выбор должен быть всегда, в любой ситуации. Уж я-то знаю.
— Есть. — огрызаюсь, чувствуя себя неуютно голой, но не имея возможности уйти, ибо Демон стоит на пути, а трусливо улепётывать не в моих правилах. — я просто не пойду и всё.
— Пойдёшь. — убеждённо талдычит он своё, и, обойдя меня, начинает оттеснять выше. — тебе только кажется, что ты свободна от разных обязательств, Лика. Думаешь, вырвалась из детдома, и празднуешь независимость. Я тебя разочарую, детка. Чтобы стать по-настоящему ни от кого не зависящей, сначала необходимо…
— Не занудствуй. — прерываю я его отповедь, пятясь на последнюю ступеньку. — а ты сам? Считаешь, что ты хозяин своей жизни, да? Мы все заложники моральных устоев, Демон, и ты не исключение. Мы подчиняемся каким-то принципам, правилам, делаем то, что положено, находясь в обществе, и всё это лишь иллюзия свободы. Мы лишь пытаемся притвориться, будто держим под контролем собственную жизнь.
— Не спорю. Именно об этом я тебе и говорю. Ты больше не в детском доме, не на обеспечении государства, тебя некому прикрывать, и с воровством покончено. Ясно?
Два шага прямо, ещё три влево, вот она, моя спальня. Толкаю дверь задом, Демон и не думает проваливать, входит следом, и мы оказываемся в кромешной тьме. Из коридора падает свет под углом, на полу жёлтый круг, но мне не надо видеть, чтобы понять, где что находится.
Почему в темноте обостряются чувства, и даже дышать хочется громче?
— Я буду делать всё, что захочу. Мне восемнадцать лет, и ты не мой опекун! — ставлю в споре точку, мысленно пробивая её так, что образуется рваная дыра. — спокойной ночи, Дмитрий Сергеевич.