Крещатик № 92 (2021) - стр. 43
«А кто он, этот Анатолий Корф, Толя?» – поинтересовался отец, вглядываясь в столбик подписей и отпечатанный на машинке текст над ними. «Замечательный человек, историк, полиглот, насмешник, правовед, он им опасен, они его ненавидят за все: за внешний вид, за независимость, за характер, за помощь Исаичу, его надо спасти, Джеф Моисеевич», – Толик сдвинул рюмки и поднял свою до уровня глаз. «Вы же помните, кто такой Исаич, господин профессор, даже есть такое стихотворение: «хороший человек Исаич, где-то там за рекой, кажется, живет, знаете?»».
Отец еще сказал Толику: «Моя подпись не значит ничего, как вы понимаете, она может только повредить общему делу из-за моего прошлого», – но тот слушать не стал.
«Вы совершенно, простите меня, неправы, Джеф Моисеевич, кто что помнит, 30 лет прошло, о чем вы говорите, вы профессор, гражданин двух великих государств, знаменитый практик, хозяин клиники, автор ряда выдающихся научных работ, что вы», – Толик уверенно напирал, льстил напропалую, он привык добиваться своего. Отцу понравились его слова.
Джеф Гарц склонен был уступить, он и сам думал, что всегда нужно помогать всем. Он не хотел знать, что никто не забывает ничего в больших странах, да и в малых тоже, конечно, все все помнят. «Вот моя ручка, Джеф Моисеевич», – сказал Толик. «Спасибо, я подписываю документы своей», – старый Гарц черканул свою подпись внизу листа.
Толик аккуратными движениями, тщательно поправив края, вложил листы в книгу, быстро переложил ее в портфель и застегнул ремни. Книга называлась «Архипелаг ГУЛАГ», – так прочитал Нафтали на обложке. Отец тоже успел прочесть это название. Почему Толик торопился убирать листы и книгу, в принципе, было понятно, потому что можно было испачкать, помять, забыть. Он был аккуратен, ничего не забывал, вообще, но все-таки, необходима осторожность, об этом он помнил всегда.
Толик поднял левой рукой портфель с пола, ему явно нравился этот процесс перемен положения его любимого предмета, вытащил из бездонного нутра портфеля две консервные банки и торжественно, с видом непревзойденного фокусника поставил их на стол. «Видали, что у меня еще есть», – громко сказал он. «Балтийская килька», – гласила наклейка на ребре банки. «Из того же источника, что и «Столичная», – объявил Толик. – Принеси открывашку, тезка Толя».
Отец не удивлялся знакомству сына с этим человеком. Все происходит так, как должно происходить, так считал он. Все известно заранее.
Теперь бутерброды очень ловко делал Толик, прямо руки летали. Он щедро мазал хлеб маслом, укладывал две очищенные кильки, хвостами в противоположные стороны, на них половину вареного вкрутую яйца и передавал все сначала отцу, следующий Нафталию и потом уже варганил себе. «Вот так, друзья, и бог за нас, и есть некоторая надежда, несмотря на пугающие новости», – говорил он и, выдохнув, выпивал, точнее, вливал в себя и аккуратно закусывал с выражением счастья на красивом и широком белом лице не простолюдина. Неспокойная душа его, меняющая форму, очень большая, не вмещалась в грудной клетке и находила выход в словах.