Кремль - стр. 36
И вот лет пятьдесят тому назад старец преставился, а обитель его, «искажая пустынь», стала процветать. На другие обители она не была похожа тем, что устав ее был очень суров, и тем, что тут иноки имели известную свободу «мнения», которое исстари почиталось православным духовенством «вторым падением», «всем страстем матерью…».
Что тут правда? Что «плетение словес»? Неведомо. Ведомо только то, что житие преподобного составлял тот самый Пахомий Логофет, который долго болтался в Новгороде, а потом перебрался в Москву и был известен как мастер в изготовлении таких житий. В Новгороде он писал в духе, угодном новгородцам, а в Москве потрафлял москвитянам. Тучин не раз встречал его: великий пройдоха был этот сербин!..
И Тучин вдруг подвел итог своим думам.
– А зря, пожалуй, пошли мы с тобой, отче, в такую даль… – сказал он пригревшемуся на солнышке отцу Григорию.
Тот сразу уловил ход мысли своего дружка.
– Зачем зря? – сказал он. – От людей всегда чему-нибудь да научишься. А это, – обвел он вокруг восхищенными глазами, – разве плохо? Утешение!..
Тихий вечер уже догорал. По земле легли сиренево-пепельные тени. Морозец легкий ударил. Терентий развел в лачужке огонек, и скоро, помолившись каждый по-своему, все стали примащиваться на жестких нарах.
– А вы, по говору-то слыхать, новгородские будете? – спросил Терентий, разматывая лапотки.
– Новгородские… – отвечал отец Григорий.
– Слыхал, слыхал про дела-то ваши!.. – покачал головой старик. – Здорово вас Иван-то скрутил… С им, знать, не шути…
– Лутче ли будет? – затуманился попик.
– Ну, откуда лутчего взять? – усмехнулся старик, разматывая духовитые онучи для просушки. – Эту самую игру их смертную я ни во что полагаю… Ты заметил, когда стадо домой идет, кто в голове его первым домой чешет?
– А кто? – заинтересовался отец Григорий.
– Это ты заметь: первыми всегда дуют свиньи… – улыбнулся Терентий. – Так и у людей: в Москве ли, в Новгороде ли, впереди всегда свиньи…
Отца Григория поразила меткость наблюдения, и он тихонько толкнул Тучина локтем.
– А ежели хочешь ты пройти жизнью почище, – продолжал, управляясь с онучами, бродяжка, – то в сторонку норови, в сторонку, вон как батюшка Кирилл преподобный… Так-то вот… А теперь спать давайте. Может, Бог даст, к утру-то река двинется…
Он улегся, глубоко вздохнул и с глубокой печалью вдруг проговорил:
– Кому повем печаль мою, кого призову к рыданию?.. Токмо Тебе, Владыка мой, Создателю и всех благих Подателю!..
На реке шла в звездном мраке глухая возня, тонкий звон стекла, шлепанье, плески… И около полуночи вдруг вся тихая черная земля исполнилась ровным, торжественным шумом: то пошла Шексна…