Кремль - стр. 34
– А звать-то тебя как?
– Терентием звали…
Отец Григорий, усевшись на проталинке поспособнее, развязал свою сумочку и достал сухарей, серой соли, две луковицы да нож ржавый. И ему была люба эта бедность добровольная, и его душа радовалась, что хоть на время сбросила она с себя цепи обыденщины…
– Ну-ка, боярин, бословясь… – протянул он на ладони Тучину разрезанную пополам луковицу.
Терентий при слове «боярин» поглядел исподтишка на Тучина, но тут же решил, что, должно, в шутку так величает поп дружка своего: очень уж тот прост был да тих…
– А вы беспременно у преподобного добивайтесь, чтобы старца Нила повидать… – сказал он. – Хоша по годам-то он еще и не старец совсем, а по мудрости да подвигам любому старцу не уступит. Только вот не любит он досаждения, удаляется ото всех, и трудно добиться, сказывают, к нему…
Ласковыми глазками он смотрел на вздувшуюся реку, на кружившихся над полыньями чаек, на ясное небо, и видно было, что всему он радуется. Отец Григорий с Тучиным макали сухари в жестяной ржавой кружке, в которую поп талой воды набрал – как слеза чиста и светла была вода… – и, пососав, с удовольствием жевали пахучий хлеб.
– А какую я, братцы, сказанию дорогой слышал… – сказал старик. – Стих калики перехожие пели. Ну, только память-то у меня дырявая, по-ихнему, складом-то, я пересказать не могу, ну а самую сказанию-то запомнил. Насчет Аллилуевой жены называется…
– Какой жены? – удивленно посмотрел на него Тучин.
– Аллилуевой, родимый… – ласково пояснил Терентий. – Вот что в церкви батюшки поют, так про нее… Когда, вишь, Христос родился, касатики вы мои, антихристы-жиды захотели предать Его злой смерти. Кинулась это Богородица со Христом в келью к Аллилуевой жене, а та печь топит, а на руках младенца своего держит. А Христос и говорит ей: «Ох ты, гой еси, Аллилуева жена милосердна, кидай ты свое детище в печь, примай Меня, Царя Небесного, на белые руки!..» Аллилуева жена сичас же свою дитю в печь бросила, а на руки взяла Царя Небесного. Прибежали жидове-анхереи, антихристы, злые фарисеи и спрашивают, куды она Христа схоронила. Она и говорит, что кинула-де Его в печку. Заглянули жидове в печь, увидели в огне младенца и заскакали, заплясали, печку заслонами затворили. Тут петухи запели, дружки вы мои разлюбезные, а антихристы-жиды пропали, словно их и не было… Отворяла тогда Аллилуева жена заслон, слезно плакала, громко причитала: «Уж как же я, грешница, согрешила, чадо свое в огне погубила!..» А Христос и велит ей в печку поглядеть. Заглянула она в печь и видит там вертоград прекрасный, а в вертограде том травонька муравая, во травоньке чадо ее гуляет, с анделами песни воспевает, золоту Еуангельску книгу читает, за отца с матерью Бога молит – аллилугиа, аллилугиа, аллилугиа, слава Тебе, Боже!..