Красный закат в конце июня - стр. 50
Бородка была у него дымчатая. Добротного тканья рубаха крашена в можжевеловом отваре – в ржави. Порты из ниток в два цвета: сине-жёлтая пестрядь, и на ногах будто литые берестяные лапти.
(На выход имелись невесомые лыковые.)
Как хозяину, ему положено было собирать семена с тока. Пересыпать в мешок.
Уже под собственной тяжестью семена промасливали рогожу.
Возле тока лежала колода с дуплом, куда Геласий всыпал льняное семя. Вставил пробку и обухом принялся бить по ней.[76]
Подверг семена сжатию.
И потекло по желобку в плошку льняное масло.
Весь жмых от дневного битья по обычаю Геласий раздал работницам. Чтобы детей полакомили.
И сдобрили тесто утренних хлебов.
Назавтра обмолоченный лён расстилали.
Знали бабы, в эту пору дует всегда с горы, с Сулгара. Потому клали так, чтобы «подол» не задирался.
Месяц, а то и дольше подгнивать соломе для освобождения волокна. Cлучалось, и из-под снега приходилось добывать.
Особый загнёт устраивал Геласий в затишке Пуи – прижимал ко дну ветвяными решётками и камнями.
Илом, всякой донной слизью обсасывался лён до паутинной мягкости. Ткались из такого волокна тончайшие платочки.
Весь сентябрь центром жизни для баб пуйско-суландской округи были льняные угодья Геласия Синца.
И самый-то центр, хозяин, ни на минуту не терялся ими из виду. Не мужик – загляденье.
Если на нём был и валяный колпак, то с заячьим хвостом. Коли сукманник, так непременно опоясан пёстрым тканым кушаком с кистями. Широкие пестрядинные штаны с напуском на оборы.
Льняная борода.
Светлые чудские глаза.
И главное притяжение – белизна лица, ход и ухватка…
Когда ещё пойдёт в дело лён этого нового урожая 1525 года. А ведь уже теперь с окончанием расстила и замачивания, как уговаривались, подавай пригожий работницам расчёт крашеными полотнами в локоть за три уповода.
Потому нынче Геласий с утра опять был в прокопчённом вретище. Рубил берёзовые дрова, калил дедову домницу. Готовил пробную загрузку прошлогодних полотен в новый красильный чан.
Замочен чан наглухо. Держал воду до капли: глиной было выложено днище и усыпано речной галькой, чтобы не поднималась муть.
Густой пар стоял над красильней.
Раскалённые в домнице камни Геласий перекатывал по жёлобу в чан. Оттуда деревянными щипцами таскал обратно в огонь.
Кипятил отвар.
Щепкой пробовал густоту.
…Эти разноцветные щепки в другой бы раз покойная бабушка Евфимия бережно собрала и на Рождество сложила из них звезду Богородицы.
Нынче при взгляде на крашеные лучины опахивало внука только лёгким ветерком памяти о покойнице.
Эти разноцветные палочки всегда напоминали Геласию о временах детства, когда он жил при храме, шаровничал у богомаза Прова, охру растирал.