Красношейка - стр. 26
Вши у них были повсюду, но в особенности там, где тепло: под мышками, внизу живота, под коленками. Гюдбранн, лежавший ближе всех к выходу, не мог заснуть, оттого что ноги у него болели от так называемых «вшивых ран», открытых ран с пятак размером, усеянных по краям опившимися паразитами. Гюдбранн выхватил штык в тщетной попытке соскрести гадов, когда в дверях показался русский, который еще миг – и всех их перестрелял бы. Гюдбранн увидел только его силуэт, но сразу понял, что это враг, едва различив очертания поднятой винтовки Мосина. И одним этим тупым штыком Гюдбранн так искромсал русского, что, когда они вытаскивали тело наверх, крови в нем уже не было.
– Успокойтесь, парни, – сказал Эдвард и оттащил Гюдбранна в сторону. – Тебе бы поспать маленько, Гюдбранн, тебя уже час как пора сменить.
– Я пойду поищу его, – сказал Гюдбранн.
– Никуда ты не пойдешь!
– Нет, я…
– Это приказ! – Эдвард схватил его за плечо. Гюдбранн попытался было вырваться, но командир держал его крепко.
Гюдбранн заговорил высоким, дрожащим от волнения голосом:
– А вдруг он ранен?! А вдруг он просто застрял в колючей проволоке?!
Эдвард похлопал его по плечу.
– Скоро рассвет, – сказал он. – Тогда мы все и узнаем.
Он взглянул на других солдат, в молчании наблюдавших за происходящим. Парни снова начали переминаться с ноги на ногу и бормотать что-то друг другу. Гюдбранн видел, как Эдвард подошел к Халлгриму Дале и что-то прошептал ему на ухо. Дале выслушал его и исподлобья покосился на Гюдбранна. Гюдбранн прекрасно понимал, что это значило. Приказание не спускать с него глаз. Как-то прошел слух, что они с Даниелем больше, чем просто хорошие друзья. И этим нельзя было гордиться. Мускен тогда прямо спросил их: правда ли, что они решили дезертировать вместе? Конечно, они сказали «нет», а вот теперь Мускен решил, что Даниель воспользовался возможностью улизнуть! А теперь по плану Гюдбранн пойдет «искать» товарища, и они перейдут на ту сторону вместе. Гюдбранна разбирал смех. Разумеется, приятно было бы окунуться в далекие мечты о еде, тепле и женщинах – о чем вещал над золотистым полем боя льстивый голос из русских громкоговорителей. Но верить в это?
– Могу поспорить, что он не вернется, – заявил Синдре. – На три суточных пайка, ну как?
Гюдбранн вытянул руки по швам, проверяя, на месте ли штык.
– Nicht schissen, bitte![8]
Гюдбранн обернулся – с бруствера ему улыбался человек в русской солдатской ушанке, его лицо было перепачкано кровью. Потом этот человек с легкостью лыжника перемахнул через бруствер и приземлился на лед окопа.