Красивые вещи - стр. 15
Это было почти три года назад.
И вот моя мать сейчас: волосы у нее все еще короткие – отросли после недавнего курса химиотерапии, – завитки стали жесткими. Когда-то она была блондинкой, а нынешний оттенок ее волос какой-то жалкий, близкий к отчаянию. Живот обвис, на боках под кожей просвечивают ребра. Ее нежные руки покрыты сеткой вен, и это заметно, невзирая на отвлекающий маневр в виде ярко-вишневого лака для ногтей. Худая, хрупкая, совсем не пышная и не блестящая. Ей сорок восемь, а можно подумать, что она на десять лет старше.
Сегодня она постаралась немного поработать над собой – надела сарафан, подкрасила губы. Это радует. Но я никак не могу избавиться от чувства, что чего-то не хватает. Я замечаю стопку листков бумаги, сложенных вчетверо и убранных в карман сарафана.
– Погоди… тебе выдали результаты? Что сказал врач?
– Ничего, – отвечает мать. – Он ничего не сказал.
– Чушь какая-то.
Я протягиваю руку и пытаюсь взять бумаги из кармана матери. Она отталкивает мою руку.
– Послушай, а давай съездим на педикюр, – предлагает она. – Что скажешь?
Голос у нее звучит фальшиво и липко, как у ребенка, сосущего леденец с аспартамом.
– Послушай, а давай ты мне расскажешь о результатах обследования.
Я предпринимаю еще одну попытку взять бумаги, и на этот раз моя мать не шевелится. Я беру документы из ее кармана, стараясь их не порвать. Мое сердце выстукивает тревожное стаккато, потому что я уже догадываюсь, что там. Я все понимаю по жалостному выражению лица матери, едва заметным темным кругам у нее под глазами, где размазалась тушь. Я все понимаю, потому что такова жизнь: стоит только решить, что ты добрался до финишной прямой, как видишь, что столбики с финишной лентой переставили, пока ты бежал и смотрел себе под ноги.
В общем, я пробегаю глазами заключение компьютерной томографии на нескольких страницах – непонятные графики, плотные абзацы, набитые медицинской терминологией, – и уже знаю, что увижу в итоге. И конечно, на последней странице – оно… Знакомые серые опухоли, их тени на срезах тела моей матери. Вот они, обвивают своими аморфными пальцами ее селезенку, желудок, позвоночник.
– Рецидив, – негромко говорит мать. – Снова.
У меня мерзко сосет под ложечкой. Как мне знакомо это чувство беспомощности.
– О боже. Нет. Нет-нет-нет…
Мать забирает у меня документы и аккуратно складывает их вчетверо.
– Мы же знали, что это может случиться, – тихо говорит она.
– Нет, не знали. Последний курс лечения должен был стать успешным, так говорил доктор, поэтому мы и… Господи, я не понимаю… – Я умолкаю, не закончив фразу, потому что не это я хочу сказать, но первая мысль у меня такая, что нам всучили чужой заказ.