Красавица - стр. 13
Если они узнают, откуда родом мать Селины… Если узнают, что среди ее предков не чистокровные англосаксы…
Этот секрет она и ее отец хранили с тех самых пор, как прибыли в Париж тринадцать лет назад, когда Селине едва исполнилось четыре. Хотя Франция и не была так плачевно известна своими расовыми предрассудками, как Америка в последние годы, в воздухе там все равно витала бурлящая напряженность по этому поводу. Подразумевалось, что кровосмешение неприемлемо. И эта идея распространялась по всему миру. За пределами Нового Орлеана даже принимали законы, запрещающие людям с разным цветом кожи находиться в одной комнате.
А мать Селины была родом с Востока. Завершив свою работу в Оксфорде, отец как любитель иностранных языков решил отправиться в восточные земли. Он встретил мать Селины в маленькой деревушке на южном берегу каменистого полуострова. Селина не знала, где именно, и каждый раз, когда спрашивала, не получала ответа.
– Не имеет значения, кем ты была, – заявлял отец. – Имеет значение, кто ты сейчас.
Тогда это казалось правильным, как и теперь.
В результате Селина мало что знала о своей матери. Воспоминания о первых годах жизни на побережье Дальнего Востока быстро стирались из памяти. Мелькали в ее голове время от времени, но не приобретали четких форм. Мать Селины стала в ее мыслях женщиной, от которой пахло сафлоровым маслом, которая кормила ее фруктами каждый вечер перед сном и пела ей когда-то очень давно. Ничего больше.
Однако если кто-то станет присматриваться, разглядывать черты лица Селины натренированным взглядом, смогут заметить угловатость в ее скошенных наверх глазах. Ее высокие скулы и густые темные волосы. Кожу, которая остается светлой зимой, но приобретает бронзовый оттенок под летним солнцем.
– Тебя зовут Марселина Беатрис Руссо, – говорил отец каждый раз, когда она спрашивала о матери, и хмурился. – Это все, что остальным нужно о тебе знать.
Селина превратила эти слова в свой девиз, которым жила. Неважно, что половина страниц в ее книге пусты. Совсем неважно.
– Это продается, мадемуазель? – громко поинтересовалась молодая дама таким тоном, словно спрашивала у слабоумной. Ее светло-карие глаза метнулись к платку, вышитому Селиной.
Вздрогнув, Селина ответила резко, слова слетели с ее губ, прежде чем она успела поймать их:
– Надеюсь, что да, в противном случае я черт знает что делаю здесь последние три часа.
Она услышала, как Анабель слева ахнула, а Пиппа подавила смешок. Селина сморщила нос, а затем попыталась улыбнуться, поднимая глаза, но встретила лишь лучи ослепляющего солнца.