Красавчик. Две столицы - стр. 20
Перед самой Москвой, в селе Софьино, на последней ночевке, Петр Христианович отправил Ваньку в Студенцы, чтобы он панику там навел и передал графине, что в парадном виде ей, без детей, естественно, нужно срочно выдвигаться в Москву.
– Ты же помнишь дом купца немецкого, что я купил. Вот туда и выезжайте. Да, вот еще что: всех коней и кобыл, что на племя отобраны, берите с собой, и обоих конюхов. Коронация пятнадцатого, значит, четырнадцатого должны быть в Москве. Пусть не мешкают. Не успеют – запорю. Всё, езжай. Сам поспеши. Отсюда верст сорок до Студенцов. Вот, карту посмотри, через какие села проезжать будешь. В Подольск не заезжай. Еще остановит какой полицейский. Время потеряешь.
Ванька ускакал на его Кареме, а Брехт стоял, смотрел вслед и думу думал. Ладно он, для себя и жены, место, где остановиться, имеет, а вот те триста человек, что за ним сюда притащились, где они будут проживать? Коронация – это не один день. Это месяц, а то и больше. И половина дворян богатых приехали, там даже в конюшнях сейчас графини и баронессы, должно быть, живут. А тут три сотни не сильно адекватных и бедных, как церковные мыши, горцев и казахов, многие себя князьями считают при этом и почти все – дворянами. Послы, опять-таки, от четырех ханств. Где их всех размещать и кто это будет делать? Он просто не потянет. Тем более Москвы толком не знает.
Событие десятое
Тайны и друзьям поверять нельзя,Ибо у друзей тоже есть друзья.Старательно тайны свои береги,Сболтнешь – и тебя одолеют враги.Саади
– Куда прешь, орясина басурманская! – Навстречу отряду хана Петера, от рогаток, перегораживающих дорогу, выехал всадник в шитом золотом мундире, но не военном, за ним с примкнутыми штыками потянулись солдатики в зеленой форме.
Как там потом господин Пушкин напишет в «Евгении Онегине»? «К Таlon помчался: он уверен, что там уж ждет его Каверин».
– Павел Никитич! Что ж вы так дорогих гостей встречаете? – Строки поэта не про этого господина – про сына его, Петра, написаны. Петр Христианович мальчика мельком видел, блондинчик такой кучерявый, ангелочек. Как, впрочем, и гарцующий сейчас на кауром жеребце его батянька – обер-полицмейстер Москвы Павел Никитич Каверин. – Рад видеть вас на своем посту вновь!
Действительный статский советник Каверин сощурился, выказывая предрасположенность к дальнозоркости, и шагом подъехал к огромному бородатому горбоносому горцу в золотой парчовой черкеске со странными орденами на груди. Хотя имелся среди двух круглых золоченых орденов и один европейский. Назвать его российским определенно нельзя было. Это был орден Святой Анны, но врученный явно до того, как был причислен к наградам Российской империи и разделен императором Павлом на три степени. Этот же был с бриллиантами и степеней еще не имел. Голштинский орден, врученный еще цесаревичем Павлом.