Костя в школе. Класс 9-й - стр. 18

Я обернулся к Марусе – она еле заметно покачала головой.

– Да нет, всем весело, – сказал я.

Людмила Ивановна, заметив директора, явно струхнула и, не дав доиграть предыдущую сцену, позвала нас:

– Костя, Маруся, Вергилия, открываем сцену 6. Никита, остаёшься на сцене.

Мне и открывать не надо было: это одна из любимых моих сцен – когда Хлестаков просит у городничего руки Марьи Антоновны. И я оставил сценарий на кресле.

– Ваше превосходительство! Не погубите! Не погубите! – бросился я к Никите, желая порадовать директора блистательной игрой.

– Что такое? – нахмурился Никита.

– Купцы, этакие ябеды, на меня вам жаловались. Враньё всё, враньё. И унтер-офицерша налгала вам, будто я её высек – она себя высекла. – При этом я показал на Людмилу Ивановну.

– Провались унтер-офицерша – мне не до неё! – крикнул Никита, тоже глядя на режиссёршу, получилось смешно.

– Не верьте им! Не верьте! – горячился я, чтоб не рассмеяться. – Это такие лгуны, что всем известно…

А дальше я не помнил, и Маруся вмешалась:

– Знаешь ли ты, какой чести удостаивает нас Иван Александрович! Он просит руки нашей дочери!

– Ты рехнулась, матушка? – с большим удовольствием набросился я на Марусю. – Не извольте гневаться, ваше превосходительство: она у меня немного с придурью.

(Как же мне нравилось это «она у меня» – я бы ещё тысячу раз сыграл сцену 6).

– Да я точно прошу руки, – уверял Никита и зачем-то протягивал мне руку. – Я влюблён. И от любви могу с ума свихнуть.

Я снова чуть не рассмеялся, но совладал с собой.

– Не могу верить. Недостоин, ей-богу. Недостоин.

– Да если вы не дадите согласия, то я чёрт знает что готов… – Никита топнул ногой.

– Не могу верить, изволите шутить, ваше превосходительство, – лепетал я.

– Ах какой чурбан, – отругала меня Маруся тоже не без удовольствия. – Ну, когда тебе толкуют.

– Отдайте, отдайте, – наступал на меня Никита. – Я отчаянный человек, я решусь на всё: когда застрелюсь, вас под суд отдадут.

Вергилия в это время водила головой и делала большие глаза, в которых восторг сменялся ужасом и обратно.

Я благословил жениха с невестой, и они поцеловались в щёчку, наверняка к досаде Матвея.

– Ах батюшки, целуются, – вскричал я, протирая глаза и подскакивая. – Точный жених! Ай, Антон! Ай, городничий!

– Не надо прыгать, не смотрится, – перебила Людмила Ивановна, которой, видимо, захотелось проявить себя как режиссёра, – лучше схвати супругу за руку и тоже чмокни на радостях.

– В руку? – уточнил я, мгновенно растеряв весь свой артистизм.

– Лучше в щёку. Симметрично. Они так, вы так.

– Окей, – сказал я и остановился.