Космическая трилогия - стр. 72
Невидимый Уарса заговорил снова:
– Почему ты обращается к нему? Это я тебя спрашиваю: зачем ты убил моих хнау?
– Ты нас отпускать, мы потом говорить! – кричал Уэстон спящему хроссу. – Ты думать, мы слабый, ты думать, делать что хотеть. Нет! Нас посылать большой сильный вождь с небес. Ты не делать, что я сказать, – он приходить и тебя ба-бах!
– Я не знаю, что такое «ба-бах», – удивился Уарса. – Зачем ты убил моих хнау?
– Скажите, что это был несчастный случай, – прошипел на английском Дивайн.
– Повторяю, вы понятия не имеете, как обращаться с туземцами! – пробормотал ему Уэстон. – Стоит хоть разок проявить слабость – они мигом перегрызут вам глотку. Эти твари понимают только угрозы.
– Ладно, как хотите… – Кажется, Дивайн терял веру в своего напарника.
Уэстон откашлялся и вновь навис над старым хроссом.
– Мы его убить, чтобы показать свой сила! Вы не делать, что мы сказать, – тоже умирать от ба-бах! Делать, что мы сказать, – мы давать красивый вещь. Вот!
К ужасу Рэнсома, Уэстон вытащил из кармана цветные бусы, явно купленные на распродаже, и принялся размахивать ими перед лицами своих стражей:
– Вот, видеть? Красивый!
Результат превзошел все его ожидания. Сакральная тишина священного места разорвалась целой какофонией звуков, не слыханных прежде человеческим ухом: хросса залаяли, пфифльтригги заквакали, сорны загудели. Даже эльдилы слабо зазвенели над головой. Далекие горы отозвались эхом. К чести Уэстона, тот хоть и побледнел, но самообладания не утратил.
– Не сметь кричать! Вы не пугать! Я не бояться!
– Прости мой народ, – отозвался Уарса (голос его тоже прозвучал с новыми интонациями). – Они не кричат на тебя. Они просто смеются.
Однако Уэстон последнего слова не знал, понятие смеха было чуждо ему на любом языке. Он недоуменно озирался. Рэнсом закусил губу, молясь про себя, чтобы эксперимент с бусами поскорей закончился. Увы, он плохо знал Уэстона. Тот вбил себе в голову, что понимает, как надлежит обращаться с дикарями: сперва запугать, потом улестить. Поэтому не спешил опускать руки после первой же неудачи. Дожидаясь, когда шум затихнет, он неспешно утирал левой ладонью со лба пот, а правой старательно помахивал бусами. Причем что-то говорил – по движению губ читалось «Довольно! Хватит», – но его слова утонули в новой волне рева. И вдруг хохот стал еще громче. Против Уэстона сегодня были сами звезды. Видимо, в его ученый ум прокралось смутное воспоминание о том, как целую вечность назад он убаюкивал малолетнюю племянницу, потому что грузный физик вдруг склонил голову набок и принялся выписывать ногами загадочные коленца – практически танцевать. Вдобавок Уэстон, совсем взмокший, принялся еще и агукать, хотя понял это один лишь Рэнсом.