Кошки-мышки (сборник) - стр. 86
Чай был почти прозрачный, бледно-зеленый и с одним свернувшимся бурым листочком, когда я заметила в руках Дайан портсигар. Я видела острые пурпурные коготки Дайан на золотой поверхности портсигара, но не могла взглянуть ей в лицо. От чая исходил едва уловимый китайский аромат. Я не чувствовала ни гнева, ни боли, только голова закружилась.
«Дайан, дорогая, – произнесла я, – у меня разболелась голова, ты не против, если я уйду?» Обычно мне не свойственно сохранять спокойствие. Я громко высказываю всю правду, а потом жалею, что не сдержалась. Однако сейчас обида была такой глубокой, что я могла только молча смотреть, как в чашке плавает одинокий листик чая.
Шелби подарил ей портсигар, желая почувствовать себя богатым и щедрым. Как жиголо, который мстит толстой старухе-вдове с черной бархоткой, поддерживающей двойной подбородок. Мне вдруг все стало ясно, словно чайный листик в чашке предсказал мою судьбу, ведь я поняла, почему мы с Шелби ссоримся, а потом продолжаем притворяться, что любим друг друга. Неуверенный в себе, он по-прежнему нуждался в моей помощи, – но презирал себя за то, что связан со мной, и ненавидел меня за то, что я это терплю.
Они были любовниками с восемнадцатого апреля. Я запомнила число потому, что именно восемнадцатого апреля Пол Ревир верхом проскакал к позициям повстанцев, чтобы предупредить их о приближении британских контингентов, а еще это день рождения тетушки Сью. Теперь эта дата ассоциируется у меня с запахом чистящей жидкости. Мы ехали на такси в ресторан «Кок-д’Ор», где тетушка праздновала день рождения. Я надела лайковые перчатки с шестнадцатью пуговичками. Я отдавала их в чистку, и резкий химический запах перебивал аромат кожаной обивки салона автомобиля, сигарет и духов «Табу», которыми я надушила носовой платок и волосы. Тогда-то Шелби и сообщил мне, что потерял портсигар. Шелби говорил страдальческим голосом и так искренне переживал утрату, что я попросила его не расстраиваться. Он сказал, что я замечательная женщина, все понимаю и прощаю. Проклятая высокомерная стерва, должно быть, думал он, когда мы сидели в такси, держась за руки.
Любовники с восемнадцатого апреля. А сейчас почти конец августа. Дайан с Шелби, наверное, тоже держали друг друга за руки и смеялись за моей спиной.
После обеда с Дайан, когда я вернулась в контору, мне казалось, что мои коллеги все знают и прячут лица, чтобы не видеть моего унижения. Друзья говорили мне, что понимают, почему я влюбилась в Шелби, но не понимают, как можно продолжать его любить. Я сердилась, обвиняла их в пристрастном отношении к Шелби, ведь он слишком красив. Словно внешность Шелби своего рода препятствие, физическое увечье, к которому следует относиться снисходительно.