Кошачий король Гаваны - стр. 23

Затем…

А затем я увидел Ану, по-настоящему ее увидел. Не стильный наряд. Не элегантные, легкие па. Это все неудивительно.

Нет. Я увидел ее улыбку.

Она буквально лучилась радостью. Улыбалась так, словно всю жизнь мечтала со мной танцевать. Так, словно никогда не испытывала боли.

От неожиданности я опешил, споткнулся и выставил ногу в сторону, чтобы не упасть.

Ана тут же скопировала движение, тоже споткнулась, только грациозно, словно все так и задумано. Мы вместе перешли к следующему па, словно ничего не произошло.

Музыка изменилась. Мы сошлись, сцепили руки и закружились, пока Александр Абреу пел о красоте своей страны.

Поначалу я со страхом переходил от одного движения к другому. Но Ана буквально излучала уверенность, ее рука твердо лежала на моем плече. Я расслабился и отдался ритму. Страх покинул меня, и я затанцевал.

Ана придумала нам простой медленный номер. Про двух влюбленных, которые встретились, разошлись и снова встретились, не в силах противиться чувствам, хотя у них нет будущего.

Мы кружили друг вокруг друга, осторожно сближались, расходились прочь, но снова сцеплялись тело к телу. Один ритм, одно целое, движущееся под размеренный ритм сальсы.

Я пропустил пару шагов, забыл повести плечами для акцента, но музыка влекла меня дальше, как и ободряющее объятие Аны. Мне захотелось запеть вместе с Александром Абреу, однако я не стал – точно бы сбился, – но музыка все равно звучала во мне.

Песня достигла кульминации. Мы исполнили сложную дорожку поворотов и перехлестов – Ана проходит под моей рукой, я под ее. Наши тела переплелись, словно мы пытались оторваться друг от друга, но не могли.

Музыка стала затихать, и мы сдались. Я зацепил локтями локти Аны и привлек ее к себе. Так мы и покачивались из стороны в сторону под последние ноты песни.

Я улыбался ей.

Она улыбалась мне.

Мы остановились, но внутри меня танец продолжался. И это казалось таким правильным – стоять на сцене с Аной и танцевать перед всей школой.

Свет погас.

Раздались аплодисменты. Хотел бы я назвать их овацией, но они были едва ли приличные, даже усталые. Впрочем, от этой публики я и такого не ожидал.

Пока я витал в мыслях, Ана обняла меня в темноте. Прильнула своим теплым телом, прижалась лбом ко лбу. Ее дыхание обжигало мне губы.

Я замер.

Она отстранилась.

Свет зажегся.

Улыбка Аны пропала, словно ее никогда и не было.

У меня снова мороз продрал по коже. Но Ана повернулась к зрителям, и я последовал ее примеру. Мы поклонились.

Аплодисменты зазвучали громче. Кто-то засвистел. Кто-то – кажется, Флавия Мартинес – восторженно взвизгнул. Кто-то еще крикнул: «Отлично двигаешься, Рик!»