Корона Толимана - стр. 50
– Что ж дело ваше, – ответил он.
– Да, это мой выбор, – добавила она, поджав губки, и Михаил отчетливо считал подавленное ее волей желание владеть Кокеткой. Она начала накладывать на холст новую темно-зеленую краску. Напряженно размышляя, Наташа искала ответ, оправдывающий его щедрость по отношению к ней. – Я знаю, отчего вы дарите мне столько подарков, граф, – произнесла она тихо, продолжая рисовать и не смотря на него.
– Неужели? – удивился он, и его сердце отчего-то сильно забилось, предчувствуя, что девушка сейчас скажет фразу о том, что она ему нравится.
Ведь это было действительно правдой. Наташа вдруг обернулась к нему и, как-то странно улыбнувшись ему лишь кончиками губ, заметила:
– Оттого что у вас нет дочери, ваше сиятельство. И вы видите во мне дочь, которой у вас никогда не было. Оттого вы хотите баловать меня и дарить подарки, ведь так?
– Дочь? – опешил Чернышев, и его лицо стало мрачнеть. Нет, он не воспринимал Наташу, как дочь, совсем нет. Он относился к ней как к приятному его душе существу, как к девушке, общество которой радовало его и вызывало у него чувства умиротворения и счастья. – Что за бред…
– Ну да. Вы чуть младше моего отца, и я вполне могла бы быть вашей дочерью, – сказала она явно довольная тем, что нашла ответ его действиям и вновь отворачиваясь к холсту.
Михаил побледнел и почувствовал, что ему не хватает воздуха от негодования. Значит, он для нее так стар, что она воспринимает его лишь как отца? Конечно, он не тот желторотый юнец, с которым она вела переписку и тайком встречалась дважды на неделе в парке. И Михаил прекрасно знал о ее знакомце Стрешневе, которого девушка скрывала от отца. Но он, Михаил, не был и стар, он выглядел молодо и эффектно. Он это знал точно. Потому ее колкое замечание задело его.
– Вашему отцу, моя милая девочка, почти сорок, – сказал он глухо. – А мне всего лишь тридцать три года. Я не мог бы быть вашим отцом, так как для этого мне надо было зачать вас в четырнадцать.
– Вы хотите сказать, что в таком раннем возрасте вас не интересовали женщины? – бросила Наташа через плечо, видимо решив, подразнить его.
Побледнев, Михаил вперил негодующий взор в спину девушки, затянутую голубым шелком платья. Затем он невольно переместил горящий взгляд на кисти, стоявшие в жестяной банке на выступе мольберта и через миг банка, резко перевернулась и кисти полетели на зеленую траву.
Наташа ахнула и едва успела отскочить в сторону, чтобы испачканные краской кисти не задели ее новое шелковое платье. Она тут же воззрилась на графа, удивленно и непонимающе и отметила, что Чернышев как-то странно на нее смотрит. Михаил чуть сузил глаза, усилием воли заставляя себя успокоиться. Он понимал, что не должен был так выходить из себя. Пару раз глубоко вздохнув, граф смотря на ее опешившее лицо, обижено произнес: