Корона претензий не имеет - стр. 1

Листы с этими записками попали ко мне, можно сказать, случайно или же, что будет много вернее, по странному и возможно даже, чудесному стечению обстоятельств, браться предугадать которое, равно как и объяснить, по зрелом размышлении, в силу слабости человеческого разума, было бы крайне опрометчиво и самонадеянно. Будучи не столь давно по известным делам в городе врат, случилось мне проезжать через проклятый солоноватый морок литейных кварталов, где я и вынужден был придержать моего пони перед открывшейся мне за очередным поворотом, как водится нежданно, картиной преизрядных разрушений и бедствий. Как мне объяснили позднее, я обозревал развалины некогда преуспевающей болтовой мануфактуры (тут надо сказать, что производила та мануфактура весьма отменные стальные болты для арбалетов, столь же разительные, сколь и дорогие, граничащие, скорее, с роскошью, чем с военной целесообразностью), история которой столь же удивительна и невероятна, как и та, которую я намереваюсь Вам рассказать, но коль скоро неотложные дела понуждают нас отправиться далее к конечному пункту нашего путешествия, я с сожалением и некоторым раскаянием вынужден оставить ее в стороне от нашего повествования.

Как заявил маг-исследователь, сосредоточенно выискивающий в дымящихся руинах что-то лишь ему одному ведомое, ночью здесь по неясной причине взорвался баатезу, что и привело к столь разрушительным последствиям. К счастью, в то время мануфактура была пуста, если не считать пары стражников и никто серьезно не пострадал, хотя пожаром здание было уничтожено почти начисто и лишь по милостивой случайности огонь не перекинулся на соседние дома. Хозяина мануфактуры отыскать не удалось и дабы казна вечного города не пострадала, тут же был объявлен аукцион, на котором было распродано все то, что пощадило пламя, языки пожарных саламандр и скорые на руку обитатели городских подвалов. Среди прочего была выставлена и разбухшая от воды папка с этими записками. Клерк-аукционист объявил ее как: «самая потрясающая история, о которой Вам доводилось слышать, изложенная на языках столь же прекрасных, сколь и таинственных», но я сомневаюсь, что это суждение было основано на твердых доводах, как и в том, что он вовсе заглядывал под обложку. Не знаю, что подтолкнуло меня, но цена в ползлотого не показалась мне чрезмерной, а любопытство и ожидаемая скука предстоящей дороги в тот момент казались как всегда более, чем тот краткий и вполне выносимый миг, в который путешествие необъяснимым образом сжимается, когда оглядываешься на уже пройденные лиги. Так, неожиданно для себя самого, я стал случайным обладателем этих записок.

В папке оказались довольно разрозненные записи на трех языках: абиссальном, инфернальном и еще одном, название которого я воздержусь здесь приводить по вполне очевидным соображениям. С большим трудом все же можно было проследить в них некоторую систему или общий сюжет (впрочем, возможно, что это было лишь плодом моего воображения, пытающегося слить не совсем связанные истории в общее русло), хотя восстановить в первозданном виде порядок событий или намерения героев подчас было совершенно невозможно. К тому же, при пересадке с одного поезда на другой, я неосторожно рассыпал папку и часть страниц была безвозвратно утрачена, что, впрочем, огорчило меня тогда намного менее, чем когда я осознал истинный масштаб потерь. Тем не менее, начав читать это довольно сумбурное изложение, фактов, догадок и непредсказуемых событий, я уже не мог оторваться и с радостью и облегчением добравшись до тихого уюта родного кабинета, принялся накидывать первые строки перевода, который сейчас имею честь представить Вашему, надеюсь, благосклонному вниманию.

Нужно сказать, что несмотря на мои отчаянные и упорные попытки узнать происходили ли в каком-либо из отдаленных или более известных планов описанные события, есть ли города и страны с такими названиями, старания мои не увенчались успехом. Поэтому при переводе меня посетила счастливая мысль заменить имена и названия, о которых шла речь, на слова из полузабытых преданий и мифов другого весьма отдаленного и туманного плана, которые хотя и продолжают звучать для нашего уха в некоторой степени непривычно и таинственно, все же намного приятнее и проще произнести или начертать пером.