Корона из картона - стр. 25
– У тебя всё в порядке? – с беспокойством интересуется папа.
Краем глаза замечаю, как Климов дёргается, но продолжает молчать.
– Меня что-то затошнило, – охотно делюсь с родителем своим состоянием. – Наверно, чем-то отравилась – ты ведь знаешь, как просто в наше время подцепить заразу.
Климов совершенно точно уловил мой язвительный посыл, и я слышу, как тихо клацнули его зубы, а глаз потемнели, но при отце он не рискнёт высказаться. А вот лично я чувствую себя гораздо лучше – будто часть грязи с себя перевалила на мужчину, который теперь сжимал и разжимал под столом кулаки.
Так тебе и надо, кобель несчастный.
– Тогда, может, вернёшься домой? – Папа прикладывает руку к моему лбу. – Не хватало ещё, чтоб ты из-за работы свалилась тут с какой-нибудь болячкой.
Благодарно ему улыбаюсь и двигаю в сторону выхода, когда за спиной раздаётся голос Климова – вот любит же, гад, мне в след высказываться!
– Был крайне рад увидеть вас, Карина.
Да что вы говорите...
Вымучиваю из себя жалкое подобие улыбки, развернувшись в пол-оборота, и трусливо сбегаю домой; меня малость потряхивает, когда я добираюсь до родного крыльца, но на этом всё не заканчивается, потому что в почтовом ящике вижу красный конверт – тот самый, которого жду уже больше месяца. Климова из головы как лавиной сметает, и я выхватываю письмо со своим распределением, мысленно скрещивая пальцы. Вскрыть конверт я собиралась прямо тут, у почтового ящика, но Димка, появившись словно из-под земли, выхватывает его из рук, заявив, что при этом историческом событии захотят присутствовать все.
– Чего уж сразу-то весь периметр не созвать? – глухо ворчу в ответ.
Но письмо обратно не отбираю, потому что у меня всё равно нет шансов против этой двухметровой Годзиллы, так что приходится покорно ждать вечера. Весь день проходит, как на иголках; не удаётся даже собственный мозг обмануть и сделать вид, что всё идёт, как обычно, потому что подсознание так и норовит выбить меня из колеи. С одной стороны это даже смешно – месяц же как-то выдержала, могу подождать ещё несколько часов – но неизвестность всегда выматывает сильнее всего.
Вечер больше был похож на постановку театра абсурда, потому что поучаствовать в нём притащились даже Алинка с Веником – будто им своих распределений не хватило. Пока братья делали ставки, а родители заинтересованно переглядывались, подруга чуть ли не из кожи своей выпрыгивала, то и дело подстёгивая меня.
– Долго ещё? Я тут мхом покроюсь, пока ты с духом собираешься!
Недобро зыркаю на неё и, наконец, вскрываю плотную бумагу; внутри нет ничего, кроме сложенного в три слоя листочка, который я разворачиваю, словно во сне. Пропускаю мимо ушей неискреннюю радость «Утопии» о моём назначении, потому что глаза застревают на фамилии человека, с которым мне предстоит прожить пять лет под одной крышей.