Королевская щука - стр. 20
– Умница какая. И хорошенькая. – Минуя слуховые проходы, слова бальзамом пролились прямо Максу в душу.
– Тебе нравится? – Голос предательски повело.
– Конечно.
Чувства так и распирали Макса, но не мог удержаться от хвастовства:
– Мы уже два раза встретились.
Мама покосилась на сына: тот остановил видео и теперь с овечьим выражением на лице рассматривал кадр, на котором застыло изображение девушки.
Два раза – это много. Два – это несть числа. Мало какая птица долетала до второго свидания с сыном.
– И как?
– Она сказала, что пять процентов населения не вписываются в общепринятые рамки, и мы с Лешкой как раз такие – не вписываемся.
Мама бросила еще один внимательный взгляд на монитор. Если эта женщина поняла ее сына, поддерживает его и вдохновляет – это же замечательно! Чего еще желать?
Только от чего так щемит сердце? Неужели банальная родительская ревность?
– У нее такая страшная работа. Нужно быть матерью Терезой, чтобы все это вынести. Как она, бедненькая, справляется со стрессами?
– Не знаю.
– Такая молодая и уже директор.
– Я стараюсь об этом не думать.
– Но ведь это ее жизнь, – осторожно заметила мама, – как же ты сможешь ее понять, если не знаешь, чем она живет?
… Поезд, по всем признакам переживший Революцию и Гражданскую, выпустил пары, состав дернулся, лязгнули сцепления, и все стихло.
Ехать не хотелось до судорог.
Ванька Заикин снова ударился в бега, бабушка Фаина опять уехала, Фимку снова пришлось устраивать к Чаплиным и выслушивать от Наташки, повернутой на чистоте, лекцию о паразитологии.
– Она с глистами? – Наталья придирчиво рассматривала впалые Фимкины бока.
– Да все у нее отлично, – уклонилась от прямого ответа Талли.
– Смотри, – пригрозила Наталья, – если у детей заведутся лямблии или аскариды – ты будешь виновата.
– Хорошо. – Талли покорно вздохнула.
– Диваны только портить с вашими псами, – ворчала Наталья, снимая с Фимки ошейник. – Когти вон, не острижены.
– Где? Все я состригла ей. Пострижена, протравлена, привита, в сумке с кормом ошейник от блох, – бубнила Талли, пятясь к двери.
Руки были развязаны, а ехать не хотелось все сильней: интуиция подсказывала, что синяк на детском запястье не мог быть ни чем иным, кроме криминала.
– Заозерное! – Голос проводницы прозвучал в наступившей тишине неестественно громко.
Четыре участницы экспедиции в скорбном молчании друг за другом спрыгнули с подножки в снег – пятая колонна, а не комиссия.
Все примерно одного возраста, все, кроме Талли, разведенки, матери-одиночки, каждая в душе либо пиранья-феминистка, либо правозащитница: детский врач Алла Андреева, инспектор городской инспекции по делам несовершеннолетних Люба Хромченко и завотделом департамента образования Аделаида Блюммер. Любой намек на насилие действовал на каждую как красная тряпка на быка.