Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - стр. 30
На центральной улице Берлина Курфюрстендам Наоми останавливается перед небольшой афишей. Покупает билет и входит в небольшой почти пустой зал. Аполлон? Она удивлена до глубины души. Марго? Актеры из богемной компании ее сестричек-близнецов. После спектакля, когда зал опустел от зрителей, она подходит к низенькой сцене.
«Здравствуй, Аполлон», – обращается она к элегантно одетому актеру.
«Ой, семья Френкель здесь!» – куплетист Аполлон сразу узнает ее. Оглянулся на партнершу и поторопился сказать, что он уже не носит имя Аполлон. Марго молча стояла с ним рядом.
«Семья Френкель не здесь. Я приехала чтобы писать о Германии и возвращусь в Израиль», – сказала Наоми и поинтересовалась у него, что он делает в Германии, и когда вернулся из Бразилии.
«Да, я вернулся в Германию. В Бразилии я страдал от голода. Это другая Германия. Германия освободилась от Гитлера. Вы убедитесь, что это другая страна».
«Видели ли вы Шпаца?»
«Мне рассказали, что он пытался мне помочь, но я не хочу вспоминать о прошлом».
Она в гневе отворачивается и уходит, не прощаясь. Шпац использовал свои связи с нацистским поэтом, одним из руководителей гитлеровской молодежи, чтобы спасти Аполлона, своего еврейского друга, от острога, а друг этот даже не подумал отыскать своего спасителя, чтобы отблагодарить. Лотшин и Руфь, пытавшиеся отыскать Шпаца, получили два разноречивых сообщения о нем. То ли он был уничтожен нацистами, то ли бросил живопись и ухаживает за больными животными в пригородах Берлина. Наоми поехала на ферму, но никто из ее работников не помнил Шпаца из Нюрнберга.
Наоми идет по Фридрихштрассе, улице богатой богемы.
Она заходит в знакомый ресторан.
В романе именно здесь она сведет двух лидеров сионистского движения – Георга Фельдмана и Александра Розенбаума, адвоката из Палестины.
– Я вовсе не преувеличиваю, Георг, извини, что повторяюсь, но кто знает, когда мы еще сможем поговорить. С тех пор, как я прибыл в Европу, мучают меня мысли. Вы не столь чувствительны, как я, к окружающей вас европейской атмосфере. Говорю тебе, не материальный кризис меня беспокоит. Есть в настоящем кризисе нечто такое, что отличает его от всех предыдущих кризисов. Действительность стала небезопасной, действительность духовная и душевная перестала действовать по законам разума.
– Не дай Бог, Александр, не дай Бог! – громко протестует Георг. – Все еще существует естественная духовная реальность по законам, которые можно критиковать по вечным историческим и человеческим понятиям. Это переходный период, и понятно, что явление это преходящее.