Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - стр. 19
«Я должна себя сдержать, чтобы не дать вам пощечину!» – ее глаза мечут молнии.
«Какая наглость, какое вы имеете право так говорить?» – лицо главы общины каменеет.
«Уважаемый господин, вы покинули Тель-Авив и вернулись в страну, которая вышвырнула вас? И вы в своей речи смеете говорить о проблемах государства Израиль! Почему вы лжете себе и общине?! Евреи пользуются большим почетом в современной Германии?! И это все, что вы можете сказать после Катастрофы. И если недостаточно вам было уроков Катастрофы, чтобы сделать выводы для будущих поколений, так вы еще пытаетесь убедить всех нас, что в Германии нет антисемитизма?!»
Глава общины кипит и переходит на крик:
«Вы что думаете, что убьете меня, как арабов?!»
«Зачем вы продолжаете врать! Стыдитесь, сотни лет не ступала нога евреев Испании на земли, с которых его изгнала инквизиция, а сотни тысяч евреев Германии полны тоски по обществу, которое ответственно за убийства их семейств и уничтожение их народа».
Женщина просит понять их. В разгар войны она сумела сбежать с сыном в Америку. Муж и трое детей погибли в Катастрофе. Так почему же она вернулась в страну, ответственную за это?
«Поймите, госпожа, – пытается она смягчить израильтянку, – немцы дают нам репарации».
Наоми не верит своим ушам.
«Извините», – у Наоми прерывается дыхание, и она выходит на улицу.
Они стыдятся сказать правду, которую она услышала от Бумбы. Они боятся признаться в том, что любят пейзажи своего детства и немецкую культуру. Ностальгия возвращает их со всех краев света. Нет выздоровления от еврейской болезни – привязанности к дому детства. Она берет свою сумку и спускается по ступеням, убегая от угнетающей ее памяти.
Эти улицы запомнились ей первомайскими демонстрациями, алыми флагами и лозунгами. На улицах восточного Берлина прорываются наружу спрятанные в потаенных уголках памяти сцены: знакомые магазины, газеты, которые она читала, вкус квашеной капусты и кокосовых цветных конфет, за которыми бежала, экономя деньги на трамваи. К центральной площади города Александерплац сбегаются со всех сторон улицы и переулки, и ветер насвистывает между зданиями точно так же, как в прошлом. Она присела на скамейку в сквере и слышит, как и прежде, гудки автобусов, звон трамваев, шаги прохожих… Это ведь не просто скамейка. На ней зарделись ее щеки от первого неожиданного поцелуя, захватившего ее врасплох. Дони уже готовился к отъезду в Палестину. Он признался ей в любви и тут же набросился с поцелуями. «Ты все испортил», – испуганно оттолкнула она его от себя и убежала. Она скрывает от Израиля то, что случилось на этой скамье…