Коричневые башмаки с набережной Вольтера - стр. 22
Здесь, на отшибе, было царство жестянщиков, слесарей и лудильщиков. На замшелой брусчатке стояли их лавочки; темные лестницы вели в жилые помещения; на ступеньках притулились горшки с цветами, побитыми морозом. Под нишей с образом Святой Девы несколько старух в вязаных фуфайках штопали носки. Одна из них попыталась всучить Муазану пучок сельдерея – он оттолкнул ее руку ладонью. Дождь усилился, женщины разбрелись по домам. Оставшись в одиночестве, Жорж Муазан направился к кривой лачуге, на двери которой висело объявление:
Сдаем комнаты
горничным и поденщицам
в квартире № 3
Первый этаж занимала скобяная лавка, чей владелец был потомком тех, у кого в 1830 году восставшие закупались кирками и железными прутьями, чтобы вступить в бой с монархией[23]. Вокруг не было ни души, колыхалась пелена дождя, скрадывая городской шум и сгущая подступающую ночную тьму.
Муазану оставалось пройти дюжину метров, когда он услышал за спиной поскрипывание. Букинист замер, прислушиваясь, двинулся дальше и уже собирался переступить порог подъезда, когда поскрипывание возобновилось. Он резко обернулся, различил краем глаза скользнувшую по двору тень и оцепенел от страха.
– Кто здесь?
Прошелестели шаги.
– Ах, это вы! – с облегчением выдохнул Муазан. – Как вы меня напугали!
– Это я. Он отдал ее тебе?
– Кто? Что? Простите?..
– Ты прекрасно понял, о чем я, дружище. Он тебе ее отдал, твой поставщик, тот самый, который недавно сыграл в ящик?
– Ничего не понимаю… Что за ящик? Какой поставщик?
– Состен Ларше. Живодер с улицы Гранж-Бательер – это прозвище тебе о чем-нибудь говорит? Так вот, он дуба врезал. Сдох.
– Ларше умер? Вы шутите?
– Ты что, газет не читаешь? Подумать только, ведь она была почти что у меня в руках, еще немного, и… Уж я-то знаю, как ею воспользоваться…
– Да о чем вы толкуете, в конце концов? Кто – она?
– Стало быть, хочешь услышать, как я назову вещи своими именами? Не кто, а что. Тоненькая рукописная книжица – велень и тряпичная бумага, красно-голубой марморированный переплет. Я знаю, что она у тебя: Ларше перед смертью кое-что выболтал.
– Что выболтал?
– Твое имя, дурень! Память-то напряги. За неделю до дня святого Сильвестра ты явился к Ларше и захапал то, что должно принадлежать мне.
– Ничего я не захапал! Я купил у него стопку гравюр с охотничьими сюжетами и старые документы, завернул все это не глядя…
– Ну конечно! Я давно за тобой слежу. Мне даже удалось перетряхнуть всю твою макулатуру на набережной – там нет того, что мне нужно. Ты, часом, не продал ее той жирной корове?
– Макулатуру? Какой корове?