Контроль - стр. 2
Уплывая, слышала другие удары, редкие и тяжкие. Но было уже совсем не больно, и потому она улыбалась доброй светлой улыбкой.
Потом лежала она, уткнувшись лицом в мокрый песок, в прелую хвою. Было холодно и нестерпимо мокро. Шинель сорвали, облили водой. По пролескам снег еще местами лежит. Потому холодно на земле. Если водой обольют. Медленно-медленно она выплыла из той черноты, из которой вроде бы не должно быть возврата. Не хотелось ей возвращаться оттуда, где запахов нет, в запах подснежников, в запах весны, в запах начищенного сапога.
Но вынесло ее. Плывет она голосам навстречу. И голоса к ней плывут:
– Бл**ь, на футбол опоздаем.
– Кончай ее, командир. Не будет она сапог целовать.
– Заставлю.
– «Спартачку» сегодня хвоста надрать бы…
Она в блаженство вернулась. И не хотелось ей шевелиться. Не хотелось выдавать себя, не хотелось показать, что вот она уже снова тут у их ног лежит. Они-то спешили. А она не спешила. Ей некуда больше спешить. Даже на футбол. Ей бы лежать тихо-тихо и долго-долго. Мокрая ледяная одежда ей в сладость. И колючие хвоинки периной пуховой. И захотелось ей высказать неземное блаженство словами человечьими. Но получилось лишь сладостное «ахх!».
А они услышали долгий стон.
– Я же говорил, не до конца мы ее.
И ударило ее, обожгло, ослепило-оглушило. Потом поняла: это они еще одно ведро выплеснули. И вновь сапог сияющий у лица: целуй.
Долго она его рассматривала. У самых глаз сапог. Потому рассматривать удобно. Ни одной трещинки на сапоге. Отполирован так, что вовсе даже и не черный, но серебряный. Так близко сапог у лица, что можно различить не только запах ваксы, но и запах кожи. Новый сапог. Поскрипывает. По рантам хвоинки налипли и мокрого песка комочки. Великолепие сапога этим не нарушается, но подчеркивается. Голенища – стоячие. Вроде как металлические. Между головкой сапога и голенищем – складочки. Но видны едва. Почти незаметные складочки.
Начальственный сапог. Можно на носителя такого сапога не смотреть. Лишь увидишь такой сапог, тут же опусти глаза долу – перед тобою ба-а-альшой начальник. А еще можно в таком сапоге свое отражение уловить.
Увидела она себя в сапоге. Поначалу даже не сообразила, кто это так синяками изукрашен, кто это ртом разбитым кривит. Потом узнала. Мысли в голове ее идут одна за другой, медленно-медленно. Точно караван верблюдов в пустыне.
Интересно, каков он на вкус, этот сапог?
И вдруг запах сапога стал ее злить. Вскипая, глубокая внутренняя ярость подступила к горлу и вырвалась еле слышным рыком. Лицо ее на песке. Никто не смотрит в ее лицо. А если бы посмотрел, то отшатнулся бы, увидев, как легко и просто с современного человека, с худенькой девочки сошли легкие наслоения тысячелетий цивилизации, и осталась неандертальская девочка-людоед со страшными синими глазами. Только что была правильная комсомолочка. Стала девочка-зверь.