Контракт на два дня. Трилогия. Книга вторая. Дорогами войны - стр. 14

Несмотря на все запреты и страшные кары, ещё ребёнком она отвела его в церковь и тайно крестила. Когда он уходил в армию, она сунула ему в руку маленький серебряный крестик, который хранила со дня крещения, и заставила дать ей слово, что он будет его носить всегда при себе. Яша слово сдержал, и не потому, что верил в бога, а потому, что очень любил бабушку. Он тайком от всех вшил крестик под карман гимнастёрки. И сейчас ему казалось, что это было самое важное и нужное дело из всего того, что он сделал в своей жизни. Для себя он однозначно решил, что если когда-нибудь всё же вернётся домой живым, то пойдёт с бабушкой Таней в церковь и поставит там стопудовую свечку всем святым, чего бы ему это не стоило.

Деревня, около которой он попал в плен, называлась Карповцы. Она находилась чуть в стороне от дороги Гродно – Свилочь. Дорога была большая, и немцы вокруг неё обустроились основательно. Так, что планы лейтенанта Березина пересечь эту дорогу скорее всего закончились бы также печально, как и план достать еды в Диневичах. Не нарвались бы они на немцев там, нарвались бы тут в следующую ночь. Это Яша понял, когда его под конвоем вели вместе с другими пленными красноармейцами в лагерь. В лесах, по сторонам от дороги, везде стояли немецкие части, видимо, тут расположились тылы немецкой армии.

Чтобы просочиться сквозь этот кордон, нужно было знать текущую обстановку и месторасположения немецких частей. На этот кордон постоянно выходили разрозненные группы и одиночные красноармейцы из частей 3-й, 10-й и 13-й армий, окруженных и разгромленных немцами в Белостокском котле. Все голодные, грязные, немытые, обросшие щетиной и измученные многодневными скитаниями по лесам и болотам, без боеприпасов и без оружия. Немцы их методично отстреливали и отлавливали, отправляя в лагеря военнопленных под открытым небом.

Немцы, поймавшие Яшу, обыскали его, забрали из кармана перочинный ножик и повели в расположение части в лесу. Там под охраной уже сидели пятеро таких же, как он, голодных, немытых и небритых бедолаг, выловленных немцами за ночь. Все рядовые красноармейцы, на вид от девятнадцати до двадцати двух лет, угрюмые и молчаливые. Утром всех их повели в деревню. По одному заводили в дом, где сидел немецкий офицер и задавал вопросы. Взглянув на Яшу, он на русском языке с сильным акцентом спросил его имя, фамилию и номер части, а затем коротко сказал конвоиру:

– In die Scheune5.

Его отвели в большой сарай на другом краю деревни, который охраняли несколько немецких солдат, и затолкнули туда. В сарае оказалось многолюдно, человек тридцать, а может больше. Тут уже находились красноармейцы и постарше, кому-то и за двадцать пять. Сарай до войны, очевидно, был колхозной конюшней. Пленные сидели, а кто-то и лежал на полу, на котором ровным тонким слоем раскидали сено. Одни спали, а другие тихо разговаривали, видимо, те, которые попали в плен вместе. Когда глаза привыкли к полумраку, Яша приметил место у дальней стены, пошёл туда и сел, прислонившись к стене. Слева с закрытыми глазами лежал красноармеец лет тридцати, положив под голову вещмешок, и дремал. Справа сидел молодой парнишка с золотистыми, как солнышко, волосами. Примерно такого же возраста, как Яша, без вещей, в одной гимнастёрке, галифе и босиком. Лицо его выглядело измождённым, поросло многодневной щетиной, а босые ноги грязные и все в царапинах. Очевидно, он скитался по лесам чуть ли не с первого дня войны и долго шёл босиком.