Конфеты от Натали Вуали - стр. 4

Он окончил мужскую гимназию в 1902 году (в год смерти отца) и в этом же году поступил на физико-математический факультет Московского университета. Николаю – девятнадцать. Отца – не стало, мать – за границей, а в голове у парня – революция. Учёба не задалась, он берёт академический отпуск и больше в университет не возвращается, хотя всеми силами изображает из себя студента. Молчаливого и впечатлительного юношу быстро берёт в оборот присяжный поверенный М. Л. Михайлов. С его лёгкой руки под видом репетиторов в богатый дом внедряются социал-демократы, и один из них, А. Ф. Линк, становится опекуном младших детей. Николай как старший в семье, достигая совершеннолетия (21 год по законам Российской Империи), предъявляет права на наследство. По завещанию отца наследство должно быть разделено между четырьмя детьми. Старшая Надежда, по всей видимости, выйдя замуж, свою долю получила в качестве приданого и вышла из игры. Слабовольный и подверженный влиянию Николай быстро попадает в «разработку». Мне не даёт покоя один вопрос: почему при живой матери и огромном количестве родственников опекуном несовершеннолетних детей становится совершенно посторонний человек?! Став фабрикантом, Николай, раздуваясь от значимости и купаясь в деньгах, активно заигрывает с рабочими. «Пляшет» он, разумеется, под чужую дудку. Время не стоит на месте – и на дворе уже 1905 год. Николай берётся за работу. Вводит 9-часовой рабочий день (вместо прежнего 11-часового), повышает зарплату, открывает фабричную амбулаторию, бесплатные образовательные курсы и широко распахивает карман благотворительности. Все блага, разумеется, уходят на благо РСДРП. Огромные деньги он тратит на вооружение рабочих и превращает фабрику на Пресне в неприступную крепость. И куда смотрит полиция?! В этом же году в партийную кассу он передаёт двадцать тысяч рублей. И куда смотрит Морозовская родня?! Ничего удивительного. Савва Тимофеевич Морозов, разуверившись в правлении Николая Второго, видя слабость власти, коррупцию, разгульные пляски Распутина, поражение в Русско-японской войне, и сам был сторонником перемен. Он нелегально финансировал газету «Искра». Курировал МХАТ, который был местом сбора пожертвований. К слову сказать, и МХАТ, и РСДРП были организованы в одном и том же году (в 1898). Удивительное совпадение! Савва Тимофеевич знакомит Николая с Н. Э. Бауманом, а затем – с самим «Буревестником», который не только «гордо реял», но и был связующим звеном (носил в своём клюве деньги). Как вы поняли, речь идет о А. М. Горьком. Наивно было бы утверждать, что буржуазная элита того времени собиралась отдавать власть в руки пролетариата. Она мечтала рулить сама, сделав Россию великой промышленной державой. Все понимали, что Николай Второй «профукал» Россию и державный корабль плывёт без капитана. Но… не сложилось. Как говорится, благими намерениями выстлана дорога в ад. Большевики просто подобрали то, что плохо лежало. И на том спасибо, могло быть ещё хуже. Революция 1905 года была подавлена. Любимое детище П. А. Шмидта, мебельная фабрика с резьбой и перламутром эксклюзивных заказов, была уничтожена залпами артиллерии. Красно-кирпичные руины ещё долго дымились, разнося по Москве запах гари и клея. Николай Шмидт был арестован. В тюрьме неопытного «борца за правду» быстро раскололи. И он начал сдавать своих партийных товарищей, подкрепляя свои показания списком лиц, причастных к получению денег. Образ предателя окончательно его надломил, и Николай впал в глубокую депрессию. В 1906 году его переводят в тюремную больницу, и решается вопрос о передаче несчастного на поруки семьи. Но вдруг, 13 февраля 1907 года (за день до окончательного решения) его находят мертвым. По версии следствия, Николай Шмидт совершает самоубийство при помощи разбитого оконного стекла. Версия весьма сомнительная. Если задаться вопросом, кому была выгодна его смерть, ответ очевиден: его устранили большевики. Несмотря на то, что Николай не переставая твердил, что свою долю наследства он завещает партии, доверия к нему не было. Под домашней опекой он легко мог передумать. Свершилось то, что должно было свершиться: один из наследников был устранён. В некотором смысле Павел Александрович оказался провидцем. Он со всей очевидностью сознавал, что дело всей его жизни продолжить некому. А ведь в начале 20-го века в моду входит увлечение стариной, и крупные мебельные фабрики России (Шмидта – в Москве, Мельцера – в Петербурге) выпускают уникальную мебель в разных стилях по желанию заказчика. К работе привлечены лучшие мастера. Мебель не только качественная и добротная, она высокохудожественная и уникальная в своём роде. Пятеро наследников, пятеро детей, а всё мимо. Похоже, Павел Александрович хорошо умел делать только мебель – про детей этого не скажешь. Не повезло человеку. Но зато повезло нам. Мы и сегодня имеем возможность любоваться шедеврами его творений. Но наши танцы на этом не закончились. Самое интересное ещё впереди! Впереди – настоящая, страстная городская кадриль с узами Гименея.