Конфеты от Натали Вуали - стр. 3

Любая революция – это переворот, а любой переворот – это бунт и трагедия. Недаром древние китайцы говорили: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен». В огненном фейерверке перемен пылали судьбы людей, судьбы целых династий и, начиная свой рассказ о конфетах, нельзя не коснуться этой темы.

Иногда, не скрою, мне хочется закрыть эту тему на три замка и швабру. Закрыть раз и навсегда и не думать о ней. Но этого не случается. Подавленная эмоция время от времени выпрыгивает наружу. И здесь лекарство одно: поделиться своей эмоцией с другими. Лекарство редко бывает сладким, но чтобы излечиться, необходимо эту горечь проглотить. И не верьте тому, кто вам скажет, что время лечит. Это неправда. Даже если и лечит, то не излечивает. Итак, мы совершаем прыжок в историю. Наш стол накрыт, и мне остаётся подобрать команду. Помните известную фразу Ф. Феллини про режиссёра? «Режиссёр – это Колумб. Он хочет открыть Америку, а вся команда хочет домой». Попробуем заменить слово режиссёр на слово автор. Наш корабль поднимет паруса только тогда, когда читатель сам захочет плыть в эти загадочные исторические дали, приближаясь к истине. Попутного ветра! А мы возвращаемся к истории.

Речь пойдёт об одном из создателей знаменитой мебельной империи. Его имя – Павел Александрович Шмидт.

Уроженец Риги, Матвей Шмидт обосновался в Москве после пожара 1812 года. Это были годы больших перемен и бума железнодорожного строительства. Для вокзалов между Москвой и С.-Петербургом срочно требовалась мебель. Сын Александр и занялся этим делом, получив звание поставщика Двора Его Императорского Величества. Но по-настоящему расширить производство и создать огромную мебельную индустрию удалось Павлу Александровичу, его сыну. Не думаю, что по любви (скорее, ради дела), в 1880 году он женился на богатейшей наследнице из семьи Морозовых – Вере Викуловне. Есть все основания предположить, что этот брак путем слияния капиталов явился новым витком в развитии бизнеса. Иначе как объяснить тот факт, что при составлении завещания Павел Александрович оставил без внимания супругу, завещая всё детям?! Ведь именно благодаря её деньгам он получил возможность расширить производство, построив новые фабрики и мастерские. Складывается впечатление, что это его решение было взвешено и продумано. Более того, не видя в детях перспективных продолжателей своего дела, он в последние годы жизни хотел и вовсе продать фабрику. А продав – разделить прибыль поровну между наследниками. Какое-то неведомое тревожное чувство и профессиональная интуиция толкали его на это. В каком кошмарном сне он мог видеть своё детище, свою фабрику на Пресне, лежащую в руинах после пушечного обстрела?! Ведь именно так и случилось в роковом 1905 году. Поведение Веры Викуловны тоже вызывает ряд вопросов. После смерти мужа, оставив четверых детей, она сразу же уезжает в Ниццу (якобы на лечение) и в судьбе детей участия не принимает. А ведь старшему Николаю едва исполнилось девятнадцать, а младшему Алексею – всего тринадцать лет! У четы Шмидтов была ещё и старшая дочь, Надежда (1863—1903), которая вышла замуж за короля русского фарфора Матвея Сидоровича Кузнецова. Да кто же не знает кузнецовской посуды?! Надежда часто рожала и ушла из жизни рано, пережив отца всего на один год. Этот факт наводит на мысль, что ни дети, ни внуки Веру Викуловну не связывали – близость душевных уз отсутствовала. Женщина была решительная и своенравная, если не сказать больше. Читая скупые строки её биографии, моё воображение рисовало больную, убитую горем вдову, но дата её смерти (она умерла в 1916 году) этому упорно противоречит. Историки кормят нас сладкой семейной сказкой о жизни в любви и согласии, но я позволила себе в этом усомниться. Отбиваться тапочками от этих мыслей я не собираюсь: факты – тому подтверждение. Завещание – вещь серьёзная. Какую чудовищную неприязнь должна вызывать жена, чтобы муж в своём предсмертном слове так её опозорил?! А это был действительно позор и перед всей Москвой, и перед всей многочисленной роднёй. Ведь в завещаниях нередко упоминали даже прислугу! Забыть про жену, с которой прожил не один десяток лет?! Полагаю, что для такого поступка имелись очень серьёзные основания. Делового и умного Павла Александровича, скорее всего, раздражало самодурство купчихи. Вот один из фактов, не заставивших себя ждать. Несмотря на лютеранское вероисповедание мужа, Вера Викуловна всех детей (их было пятеро) крестила по старообрядческим законам. Дочь Надежду – в 1863 году, сына Николая – в 1883 году, Екатерину – в 1884 году, Елизавету – в 1887 году и младшего сына Алексея – в 1889 году. И их происхождение не было вписано в метрические книги. В связи с этим обстоятельством законность рождения детей пришлось доказывать в суде. И только в 1899 году Московская Казённая палата утвердила старшего сына Николая в звании Первой гильдии купечества. И он получил возможность воспользоваться всеми семейными регалиями. Прежде всего, званием потомственного почётного гражданина Российской империи. Если посмотреть на цифры, то получается, что всего за три года до смерти Павлу Александровичу удалось узаконить своё отцовство. Бесспорно, такое самодурство супруги – и делу, и бизнесу помеха. Вероятно, семейный «дьявол» прятался именно в этих мелочах. Пользуясь властью своих денег и мощной поддержкой старообрядческих династий, эта Забава Путятишна, по всей видимости, унижала мужа, заставляя играть по своим правилам. И это невыносимо. Старообрядчество в России было стеснено в гражданских правах, но имело деньги. А власть денег зачастую сильнее даже самой сильной власти. Возможно, была и другая причина, в связи с которой Вера Викуловна оставила семью со всеми её проблемами и уехала в Ниццу. Какого рода заболевания она там лечила, история умалчивает. Если, по мнению профессора Сербского, у её старшего сына Николая (после событий 1905 года) диагностировали параноидальный бред, это наталкивает на размышления. Да и раньше задумчивый юноша не всегда вёл себя адекватно.