Конец всех песен - стр. 29
– Если что-нибудь понадобиться, я могу послать вам с Конца Времени. Вы только дайте знать, – окликнул он. – Мы должны поддерживать контакт.
– Вы правы, Джерек, – подхватила Уна, – в конце концов, единственное, что мы, путешественники во времени, имеем, это друг друга, и нет ничего дороже… Расспросите Джеггеда о Гильдии.
– Мне кажется, с него довольно похождений во времени, миссис Персон, – улыбнулась Амелия Андервуд.
Ее собственическое отношение к Джереку еще больше сбивало его с толку.
– Мы не можем свернуть с этого пути, ступив на него однажды, – сказала Уна Персон. – Это всего лишь напоминание. Надеюсь, вам повезет устроиться на одном месте, если вы хотите этого.
Им пришлось повышать голос, так как громкий гул наполнил воздух.
– Нам лучше отойти, – предложил капитан Бастейбл. – Иногда бывает шоковая волна из-за вакуума, знаете ли, – он проводил миссис Персон к большой хижине. – Капсула сама найдет нужный уровень, вам нечего опасаться. Вы не утонете, не сгорите и не задохнетесь.
Джерек смотрел им вслед. Гул нарастал. В кабине было тесно, его спина прижималась к спине миссис Андервуд. Ему захотелось спросить, удобно ли ей, но прежде чем он повернулся, наступила полная тишина. Голова вдруг стала легкой. Он поискал глазами миссис Персон и капитана Бастейбла, но они куда-то исчезли, и смутный мерцающий призрак черной стены был еле заметен. Наконец, он тоже исчез, и его заменила листва. Что-то огромное, тяжелое и живое надвигалось на них, и проплыв сквозь них, исчезло. Жара и холод стали невыносимыми и слились в одно ощущение. В глазах рябило бледно-размытым многоцветьем. В воздухе, которым он дышал, чувствовалась сырость, легкие уколы боли пробежали по всему телу и прошли прежде, чем его мозг сигнализировал об их присутствии. В его ушах пульсировали глубокие и медленные звуки. Он ощущал себя частью маятника, раскачиваясь в разные стороны. Джерек чувствовал тепло, исходящее от тела Амелии, прижатой к нему, но не мог услышать ее голос и не мог повернуться, чтобы увидеть ее, потому что любое движение требовало вечности, чтобы обдумать и совершить его. Джереку казалось, будто он весит тонны, что масса его распростерта на мили пространства и годы времени. Капсула наклонилась вперед, но он не выпал, что-то вдавливало и держало его. Серые волны омывали его, красные лучи перекатывались от пальцев ног до головы, пока кресло вращалось. Высокий насмешливый голос произнес его имя, или что-то вроде этого. Потом его окутали слова, все слова его жизни. Вздох – словно Ниагара поглотила его. Выдох – раздался гром Везувия. Чешуя скользила по его щеке, и мех щекотал его ноздри, и плоть трепетала близко от его губ, и трепетали нежные крылья, и дули великие ветры. Он был пропитан соленым дождем (он стал Историей Человека, он стал тысячью теплокровных зверей, он познал невыносимое спокойствие). Он стал чистой болью, большой вальсирующей звездой, он стал Вселенной. Его тело утопало в мелодии…