Кондотьер: Ливонский принц. Король. Потом и кровью - стр. 67
– Да я…
– Цыц!!! Не сметь королю перечить! Как дам сейчас по шее.
Осень 1570 – весна 1571 года. Ливония
Интриги
Выехав на невысокий холм с плоской, поросшей голыми кустами малины, вершиной, Магнус придержал коня, зорко оглядывая расстилавшуюся перед ним местность: серые, с толстыми башнями, стены Ревеля, красно-коричневые черепичные крыши, высокие шпили церквей и ратуши. Под стенами копошились ландскнехты, опричники и дворяне воеводы Хирона-Яковлева в смешных стеганых кафтанчиках-тегилеях и таких же стеганых шапках. Сии славные воины отнюдь не относились к богатым людям, на кирасы и железные шлемы, каски денег у них не было. Что и говорить, в оскудевшей русской земле многим едва хватало на жизнь, а здешняя ливонская зажиточность вызывала злобную животную зависть. Отсюда и все эксцессы с изнасилованием целых деревень да с мишенями-детьми. Его величество, как мог, старался пресекать подобные выходки, однако не везде успевал. Впрочем, и то, что делал, уже принесло ему славу доброго и справедливого государя, и встать под стяги ливонского короля не было уроном для чести. Вот только маячившая за спиной Магнуса страшная фигура грозного московитского царя смущала слишком уж многих. Доходили и до здешних мест слухи, знаете ли… Да что там слухи – достаточно было высунуть нос за городские стены.
Войска у Магнуса нынче прибавилось против прежнего вдвое. Кроме наемников-ландскнехтов, ивангородцев и местных ливонских дворян, еще пришли беглые новгородцы, псковичи да поморы – из «морской сотни» царского адмирала Карстена Роде. Увы, сей доблестный капер, так много сделавший для русского дела, после завершения датско-шведской войны остался без прикрытия и без баз – а без этого никакой флот существовать не может. Корабли надо ремонтировать, снабжать, проводить ротацию команды – да много чего надо моряку на суше… Раньше подобные услуги Карстену оказывал датский король Фредерик, старший брат Магнуса, ныне же – увы. Война закончилась, а поддержать своего единственного союзника в Прибалтике – Данию – у Грозного оказалась кишка тонка. Также можно было поиграть на вечной вражде Речи Посполитой и Швеции – увы, и до этого тогдашняя российская дипломатия не дотянулась. Иван Васильевич, ничтоже сумняшеся, вызвал к себе нешуточную ненависть обоих королей – и шведского Юхана, к жене которого некогда сватался и, получив отказ, затаил обиду, – и престарелого польского Сигизмунда-Августа, на трон которого всерьез претендовал Иван.
Нынче корабли адмирала Роде были интернированы в Дании или в немецких портах. Пока Карстен улаживал проблемы, русская часть команд потихоньку пробиралась домой, однако вот, опасаясь гнева грозного царя, зацепилась в Ливонии. Король Магнус им нравился – пусть датский немец, зато по-русски говорит хорошо и быстро, правда, не всегда понятно. К тому же не гневлив, милостив, не жаден – чего еще от государя надо? Беглые же новгородцы и прочие русские люди из преданных огню собственным государем земель Магнуса просто боготворили, связывая с Ливонским королевством надежды на дальнейшую жизнь. Едва не покончившая жизнь самоубийством Алена потихоньку оклемалась да помогала в обозе, среди маркитантов и солдатских жен, где-то в глубине души лелея надежду посвятить себя Господу в какой-нибудь тихой православной обители… здесь же, в ливонских землях, упаси боже не на Руси! Новгородский погром и зверства опричников засели в голове девушки прочно, на всю оставшуюся жизнь.