Кондотьер: Ливонский принц. Король. Потом и кровью - стр. 64
– Медведь! – выхватив палаш, ахнул Альфонс.
Ландскнехты опустили короткие копья.
– Не надо его трогать, мой король, – неожиданно попросил Эвальд. – Хозяин здешних мест нынче сыт и просто присматривает себе берлогу. Да мы его и не поймаем сейчас, по урочищам не угонимся. Вот… слышите? Уходит…
Рычание и впрямь стало отдаляться, а потом и затихло вообще.
– Послушай-ка, парень, – спрыгнув с лошади, подошел к проводнику один из ландскнехтов. – А чего он рычал-то?
– Не знаю, – Эвальд повел плечом. – Может, рассердил кто, а может, наоборот – довольный был зверь, небось, набрел на дупло с медом.
– Мед и нам бы не помешал… Ого! Слышали?
Наемник вдруг осекся, прислушался… Где-то в лесу вдруг послышался стон. Громкий, отчаянный… женский…
– Баба кричит, – промолвил кто-то.
Его тут же высмеяли:
– А может – выпь?
Крик повторился.
– Да, – покивал Альфонс. – Похоже, что выпь. Да и откуда тут, в чаще, бабы? Э-э… Прикажете посмотреть, ваше величество?
– Чего ж на выпь-то смотреть? А впрочем, поедем, глянем, – король махнул рукой. – Это, кажется, там, недалеко.
– Да, ваше величество, – приложив руку к груди, поклонился проводник. – Там, у ручья, есть небольшая поляна…
Поляна и впрямь нашлась, всадники добрались до нее очень быстро. Выехали… и остановились, замерли на миг, застыв в немом изумлении от увиденного. На поросшей пожухлой травою поляне, в окружении осин и высоких, с редкими багряными листьями кленов, росла большая корявая береза. Старая, с бугристой корой, она клонилась кроной к ручью, казалось, вот-вот готовая упасть, как Пизанская башня. К стволу дерева была привязана нагая девчонка, привязана по рукам и ногам, словно бы распята. Длинные, спутанные волосы девушки падали на белые плечи, через грудь и живот тянулись красные рубцы от бича или плети, из лона сочилась по ногам кровь. В серых, широко распахнутых глазах несчастной застыл неизбывный ужас.
Вокруг березы ошивалось человек пять, бородатые смурные мужики, лет по тридцать каждому. Кто-то, ухмыляясь, неспешно натягивал штаны, а кто-то, наоборот, рассупонивал, явно намереваясь пристроиться к девчонке уже далеко не в первый раз. Рядом, в грязи, лежало невиданно белое тело, тоже девушка, и тоже нагая… и похоже, что – мертвая.
– Зря ты ее прибил, Владко, – один из насильников хмыкнул. – Посейчас бы и очереди никакой не было.
– Так кусалась, змия!
– И добро, что кусалось. А эта вон, щучина, лежит, как бревно…
– Ничо! И от нее толк есть, робяты!
В ярости закусив губу, Магнус дернул поводья:
– Схватить сволочей! И повесить!
Увлекшиеся экзекуцией «сволочи» заметили кавалькаду слишком поздно. Правда, почему-то не особенно испугались и вообще вели себя нагло. А сопротивления не оказали никакого. Покорно подняли вверх руки, ухмыльнулись… и на ломаном немецком попросили разрешения одеться.