Конан и персиковое дерево - стр. 7
Вернее, попытался это сделать – сграбастать и тряхануть.
И не смог.
С ужасом уставился на свою руку. Вместо мощной руки настоящего мужчины, покрытой вздутыми буграми стальных мышц и перевитой защитными ремнями из кожи каменного варана, продублённой ветрами и солнцем тысяч дорог, его взору предстала бледная скрюченная лапка – вся какая-то высохшая, словно совсем лишённая плоти, с обвисшей морщинистой кожей, да ещё и покрытая старческими пигментными пятнами. Именно такая жалкая ручонка, вырастая из Конановского плеча, жалко царапала сейчас по необхватной груди трактирщика, тщетно пытаясь ухватиться короткими и тощими пальцами сразу за оба отворота его халата.
Трактирщик тоже посмотрел на эту руку. Сверху вниз посмотрел. Стряхнул её со своей груди – словно надоедливое насекомое, одним движением мощного плеча. На лоснящемся лице его проступило выражение брезгливой гадливости, граничащей с жалостью.
– Вышвырните на улицу этого несчастного попрошайку! – почти сочувственно бросил он двум то ли сыновьям, то ли племянникам, во всяком случае, семейное сходство с жабами проглядывало в обоих. Подумав, добавил: – Только вы это… не очень-то!.. А то знаю я вас… А много ли такому задохлику… возись потом с покойником, жрецов оплачивай, стражу подмазывай…
Рухнувший обратно на лавку Конан успел подумать, что огромная жирная жаба, угодливо копошащаяся где-то на уровне твоего пояса и ниже, выглядит почему-то совсем иначе, чем такая же огромная жирная жаба, над тобой нависающая. Особенно, если жаб этих две. И намерения у них… А потом его сгребли за шиворот, проволокли до выхода – ещё одно непривычное ощущение – волокли его почти что на весу, носки сандалий и пола-то не касались! – и вышвырнули в придорожную канаву. Бить не стали, послушные мальчики – так, пнули слегка разок-другой для приличия да раскачали на пороге как следует, чтобы отлетел подальше…
Воды в канаве не оказалось – лето в этом году было на редкость засушливым. Отплевавшись от набившейся в рот пыли, Конан сел. Вытер руки обрывками куцего плащика. Холодея от ужаса, осмотрел их – теперь уже обе.
Конец ознакомительного фрагмента.