Комплект книг: Дух времени. Введение в Третью мировую войну / Четвертая мировая война. Будущее уже рядом / Складка времени. Сущность и критерии - стр. 1

Предсказывать очень трудно, особенно предсказывать будущее.

Нильс Бор

В 2016 году, ещё до Brexit и обещаний Трампа построить стену на границе с Мексикой, до того, как англичане объявили, что с помощью заграждений в Кале будут защищать Евротоннель от мигрантов, и, конечно, намного раньше протестов в Белоруссии и событий 2022 года, когда свои заборы начнут спешно строить поляки, литовцы, греки, я писал в «Снобе» о будущей «Великой цивилизационной стене».

«Чтобы представить себе, как будет выглядеть наше с вами недалёкое будущее, можно, например, съездить в Израиль и посмотреть на высоченные заборы, окружающие палестинские поселения. Потребуется лишь немножко напрячь воображение и мысленно продлить эту стену от горизонта до горизонта. Такие заборы – из железа и бетона – скоро вырастут по периметру союзнических государств, объединённых в большие цивилизационные агрегации».

Эта рационально необъяснимая тогда фантазия была вызвана предгрозовым состоянием, специфической духотой, которую создавала «складка времени», сковавшая на тот момент мир. От накапливающегося напряжения он как будто начал трескаться изнутри, но где, по какой линии пройдёт первая видимая трещина, предсказать было трудно, даже невозможно. Где тонко, там и рвётся – вот весь ответ.

В середине десятых годов этого века главным вызовом для всего мира был, конечно, ИГИЛ[1], а в более общем виде – исламский фундаментализм как таковой. Движение разрасталось, словно пожар при ураганном ветре, захватив почти треть Ирака и больше трети территории Сирии.

Террористические акты, ассоциированные с новым «халифатом», проходили в Европе, Африке, Америке, на Ближнем Востоке. Граждане десятков стран вступали в добровольческие ряды, да и по сей день ячейки сторонников «Исламского государства» ждут сигнала к наступлению во всех частях света.

Трудно понять, как мыслят люди, находящиеся в совершенно другой модели реальности, как они допускают возможность действий, которые нам представляются неприемлемыми. Как можно, например, отрезать на камеру голову заложника? Или что должно быть в голове у человека, замыслившего совершить массовое убийство? Как, наконец, можно принудительно повышать рождаемость?[2]

Мы не привыкли думать о происходящем умом того, кто моделирует реальность иначе. Нам следовало бы научиться реконструировать то, как думает представитель другой культуры, другого цивилизационного перехода, и тогда многое встало бы на свои места.

Значительная часть мусульман пережила беспрецедентный подъём с глубин аграрной реальности в мир, где индустриализация тонет в информационной и цифровой цивилизационных волнах. Это экстренное «всплытие» не могло не закончиться кессонной болезнью, приводящей к вскипанию крови.

И хотя сейчас «иных уж нет, а те далече», этот «зелёный пояс», подпирающий с юга всю Евразию – от Лиссабона и до Владивостока, – остаётся невероятно взрывоопасным. Скреплённый общим врагом – Израилем, инкорпорированным в самый центр этого «зелёного пояса», – аграрно-индустриально-информационно-цифровой мусульманский мир кадит кипящей лавой и готов в любой момент обрушиться на головы «неверных».

Конечно, сложнее всего было бы ожидать, что мировой пожар, даже несмотря на события в Крыму 2014 года, начнётся с России.

Во-первых, потому что нам, как я и писал в своих прежних публикациях, придётся в этом «фазовом переходе» тяжелее других. Во-вторых, потому что Россия была не готова к такому противостоянию – ни с точки зрения зрелости общества, ни, тем более, с индустриально-технологической точки зрения. В-третьих, война – это, вопреки всем речовкам, не наш конёк: в любой войне мы воюем, к сожалению, не умением, а числом.