Размер шрифта
-
+

Колдовской ребенок. Дочь Гумилева - стр. 4

«Зачем Матери Божией мечи?» – спрашивала Лена маленькой.

«Чтобы защитить тебя».

«Дедушка, но пусть Она не ранит своих ладошек! Лучше ты защитишь нас обеих!»

«Я могу уйти в Страну Невидимок. Помнишь, я тебе рассказывал? Ну, как Андрей Иванович. А Божия Матерь с тобой будет всегда. Не забывай об этом».

Лена уже знала, впрочем, что Страны Невидимок не существует. Она же большая, одиннадцать лет. Это дедушка про аресты говорил, чтобы ее не пугать. Она теперь не боится. Но дедушку не арестуют, нет. Арестовали Андрея Ивановича, который вырезывал для нее из картона чудесных кувыркающихся акробатов. Соорудив из карандаша турник, она, сидя у дедушки на колене, играла очередным кувыркуном, пока дедушка и гость горячо обсуждали что-то непонятное под названием «филология». Потом арестовали дядю Serge, который был вовсе не дядя, а папа бэби. Мама хотела выйти за дядю Serge замуж и очень плакала. А бэби, с которой было так весело играть, сейчас в Луге, там для маленькой лучше. И бабушка с ней. Но больше не арестуют никого. Надо только придумать, кого об этом попросить.

В этой комнате Лене было вольготнее, чем у себя. По счастью, еще ею не понимаемому, семья сохранила за собой две комнаты: одну за старшими, Энгельгардтами, вторую за Гумилёвыми.

– Мама только завтра из Москвы будет. Мы с тобою обедаем одни. Ты что-нибудь ела в школе? Или вовсе голодна?

– Я не люблю есть в школьной столовой. Там готовят перловый суп. Он противный. Я люблю пирожное… Дедушка, а кондитерскую закрыли. Замок на дверях и витрину уже забелили мелом. А Грета Людвиговна делала такие вкусные пти-фуры и меренги.

– У Греты Людвиговны было частное предприятие, душа моя. – Энгельгардт нахмурился. – Боюсь, что с пти-фурами придется погодить. Но не расстраивайся. Попросим в воскресенье маму испечь нам мильфёй.

– Девочки в классе называют мильфёй «Наполеоном», – сообщила Лена.

– Самое умное имя для пирожного, – развеселился Николай Александрович. – У меня-де наполеоновские планы: купить «наполеон» и съесть. Книги-то с пола подними. Негоже.

– Так это же учебники.

– А учебники – не книги?

– Дедушка, нет! – возразила девочка с видом совершенного убеждения. – Книги – их хочешь читать, а тебе не всегда разрешают. А учебники – их читать не хочешь, а тебя всегда заставляют.

– Звучит убедительно. Ладно, ступай мыть руки и садись за стол.

Девочка подавила вздох. Николай Александрович сделал вид, будто ничего не заметил. Бывать на кухне, своего рода клубе жильцов коммунальной квартиры, Лене категорически запрещалось.

На кухне, по счастью, никого не оказалось, кроме разве что притулившегося у плиты соседского рыжего кота. Энгельгардт подошел к третьему из четырех кухонных, покрытых клеенками столов, выстроившихся в унылый ряд.

Страница 4