Колдовской мир. Год Единорога - стр. 45
– Но этой среди нас не место!
– Ты говоришь за всех, Хулор? Гиллан… – тихо проговорил Херрел, будто обращался к перепуганному ребенку. – Расскажи, что ты знаешь об этой черной стреле?
И, словно ребенок, я рассказала все без утайки:
– Я стояла у скалы и вдруг почувствовала, как амулет жжет мне ладонь. Я опустила глаза и увидела в трещине какую-то палку. Я вырвала ее оттуда и растоптала.
– Что ж, братья, – Херрел повернулся к остальным, – похоже, мы перед ней в долгу. Не растопчи она стрелу, пришлось бы вам возвращаться к своим женам в зверином обличье. Приняли бы они вас такими, как по-вашему?
Всадники вполголоса посовещались, и Халс сказал:
– Ее судьбу должна решить Стая.
– Да будет так, но все вы расскажете о том, что видели здесь, – спокойно произнес Херрел. Он крепче прижал меня к себе, и я снова задрожала, противясь его прикосновению. – И помните: лишь благодаря храбрости и мудрости моей жены вы обнимете сегодня своих любимых.
Если он ждал, что его братья согласятся с ним, то ждал напрасно: они удалились, не проронив ни слова. Херрел помог мне забраться в седло, а сам сел позади и обнял меня за талию. Человек, ставший мне совершенно чужим, вез меня к тем, кто ненавидел меня всей душой. Никогда еще не было мне так холодно и одиноко.
7
Ночные кошмары и дневные сны
Последние часы дня прошли для меня как в тумане, но приснившееся той ночью врезалось в память навсегда.
Я бегу по лесу. Все деревья вокруг мертвы, у них скукоженные серые листья, как будто деревья умерли в одно мгновение и стали застывшими призраками самих себя. За их обугленными стволами прячутся какие-то злобные и ужасные твари… Я не вижу их, но знаю, что они – воплощенное зло и они следят за мной, охотятся на меня…
Лесу не видно конца. Я бегу, задыхаясь, цепляясь за стволы деревьев, чтобы не упасть, чувствую под пальцами их грубую кору… Впереди меня ждет ловушка, я знаю точно. Я до боли напрягаю слух, пытаясь услышать моих преследователей, – но ни малейший звук не нарушает могильную тишину. Снова и снова твержу я себе, что нужно оглянуться, посмотреть в лицо этому немыслимому ужасу, и тогда он отступит, но снова и снова мужество изменяет мне, и все плотнее обступают меня деревья-скелеты…
Я знаю, развязка близка и то, что мне уготовано, не под силу вынести никому…
Сломленная, я безумно кричу, колотя кулаками по черному стволу. В голове нарастает гул, сначала я разбираю лишь отдельные звуки, потом наконец они складываются в слова:
«Выброси его, выброси, и все обойдется…»
Что я должна выбросить? От надрывных рыданий уже больно в груди. Я гляжу на руки: они в крови, ногти сорваны, но в ладонях ничего нет.