Кого-то надо убить - стр. 11

– Галстуки, кажется, – неуверенно проговорил Игорь.

– А наш – что? Брезентовую робу и кирзовые сапоги?

– Себя, – буркнул Максим, выбираясь из кресла. – Садитесь.

– Спасибо, – кивнул Кочергин и сел. – Значит, прецедент есть. Будем иметь в виду. И все на этом, давайте-ка по домам!

Дверь за близнецами закрывалась, когда Кочергин крикнул:

– Завтра без опозданий.

– Как можно… – донеслось до него.

4

Никитины шли по двору Управления. Спорили. Это было понятно по отчаянной жестикуляции Максима и по тому, как Игорь, не соглашаясь, качал головой. Загорелые, подтянутые.

Близнецы Кочергину нравились. Циников он повидал довольно, а эти парни были романтиками. Потому что только романтики соглашаются на работу с минимумом свободного времени и зарплатой… Что зарплата? Смех один. Интересно даже, насколько их хватит?

Кочергин отошел от окна. Снял трубку телефона.

– Михаил Митрофанович, ну нельзя же так! – возмутился Путилин. – Часа не прошло, а вы уже дергаете.

– Ничего, скоро отдохнете от меня.

– Зря вы так!

– Хорошо, зря. Но что-нибудь наверняка сделали.

– Что успел.

– И что успели?

– Позвонил. Навел справки. Коллеги интересуются: художники не нужны? Этих среди душевнобольных хватает. А вот с ваятелями плоховато. Есть один – лягушек из грязи лепит. Только этим и занимается с утра до вечера. Видно, грязь у них в дурдоме непролазная. Обещали пошерстить архивы: может, был такой, да выпустили. А у вас есть что-нибудь?

– Сейчас поеду к сторожам.

– Почему не Максим? Гнилой либерализм разводите, товарищ. Пора им из жеребцов скаковых в ломовых битюгов превращаться. Тем более что они и сами, по-моему, не против.

– Может быть.

– За что люблю вас, Михаил Митрофанович, так это за красноречие. Не возражаете, провожу вас немного?

– Не возражаю. Буду выходить – позвоню.

Путилин отключился, а Кочергин достал из кармана мобильник, нашел в «памяти» нужный номер и активировал его.

– Балашов? Петя? Здравствуй, это Кочергин… Нужна твоя помощь… Не прибедняйся… А сегодня?.. Ну, если собрание, да еще учредительное… Хорошо, увидимся завтра. В одиннадцать…

Следователь одевал пальто, и тут заверещал телефон на столе.

– Михаил Митрофанович, ты? – Приходько говорил быстро, уверенно, с радостным облегчением. Так бывает, когда человек, до того колебавшийся, медливший, вдруг отбрасывает сомнения, остановившись на решении, от которого он теперь уже не отступит. – Я к тебе Черникова направил. Передай ему все, что у тебя есть на Поликарпова.

– Под расписку, Николай Иванович.

На другом конце провода раздался смешок.

– Страхуешься? Может, и служебную записку пишешь? С «особым мнением». Только не поздновато ли? Я уж думал, ты теперь только с собесом переписываешься. Ну, пиши…