Когда тени вернутся - стр. 27
– О, давай! Первую загадку задал мне шаман! Теперь будет вторая. Но чем больше – тем лучше! Это точно гром, который придает мне силы.
– Как дивно ты говоришь. Но слушай! Что это такое за блюдо, которым некогда угощали гурманы на одном знаменитом застолье: "под мышкой гадость, а сверху сладость"?
Лаура рассмеялась сперва отрывисто, а потом залилась самым настоящим, необузданным смехом, хватаясь за бока, размахивая руками по сторонам, ища точку опоры. Аврора заразилась открытым и ненаигранным девичьим смехом, почувствовав в груди давнюю, почти забытую песню детской искристой радости.
– Правда? – через смех спрашивала Лаура, и новая подруга, забыв о своей знатности, обнимала ее и кричала: "Правда!"
Они собрали оставшиеся пожитки в одну сумку, забросили на спину довольному Стацию, который успел и травку пощипать к тому же, и отправились в дальнейший путь, спускаясь со склона.
– Грязная муха, утонувшая в меде? – через минуту спуска выкрикнула Лаура.
Аврора рассмеялась, маша головой.
– Еще подумай. Хотя твой вариант мне тоже нравится!
– Дохлая букашка, растоптанная белой куропаткой?
– Нет, пока нет.
– Змея, пронзенная стрелой из тростника? – выпалила Лаура.
Конь ускорил шаг – так Аврора замотала головой, трясясь от смеха.
– Все равно доберусь до разгадки! Я настойчивая, поверь! А что сделал этот твой Квинт? – сменила Лаура тему.
– То, что обычно делают неверные любовники…
Но, видя, что Лаура не реагирует, решила пояснить, не вдаваясь в подробности:
– Как бы тебе так сказать? Он добивался меня стихами, пылкими и страстными письмами, торжественными уверениями в вечной любви. Добивался долго. И я хотела и ждала этого долго, словно растягивая удовольствие в струнку ожидания. Многие мои поклонники были, так сказать, простыми молодыми людьми. Простыми в том смысле, что такие же знатные и богатые. Но что тут удивительного для дочери виднейшего и влиятельнейшего сенатора? В них не было ничего, что могло бы меня задеть изнутри. Я их использовала по очереди. И когда очередной поклонник мне надоедал, то бросала его без всякого сожаления и без всякой памяти о нем. Жизнь к девятнадцати годам мне так пресытилась, что от роскоши и нарядов, от громких речей и себе знающих цену людей я устала, как устает капризная девочка от игрушек. Я слонялась по Риму. Пока не встретила его у какого-то храма. Он сказал, что это судьба. И его тихий, но уверенный тон покорил меня. Он не хотел моего богатства, моего влияния на дальнейшую карьерную лестницу, будь то должность офицера в римской армии или помощник знатного юриста. Казалось, он весь был не от мира сего. И вот, в один злосчастный вечер он пришел ко мне и сказал, что вынужден оставить меня, потому что любит, но что вера так велит ему, что из-за моей любви он погибнет, а оставив меня, спасет и себя, и меня. И добавил только, что нужно уезжать из Рима. Но мы были вместе той самой восхитительной ночью. Я восхищалась и телом его, и душой. А на утро он оставил меня в пучине страданий.