Когда куковала кукушка - стр. 44
Мимо нас пробежало несколько крепко выпивших призывников, о чём-то громко спорили и размахивали руками. Григорий вовсе замолчал, а когда парни удалились за поворот улицы, в сторону церкви, снова зашептал почти на ухо:
– А в конце там ещё было две строчки:
Григорий умолк и внимательно посмотрел на меня, словно хотел узнать, какое впечатление произвело на меня это стихотворение.
– Смело писано, – согласился я. – Да как ты его «долой», когда за него армия, казаки, стражники и жандармы – вот какая силища! Ты нашим не показывал?
– Сашке Барышеву читал, ему понравилось, он оставил листок у себя. А Климу не показывал, хотя он и твой побратим названый. Да и ты ему не говори, от греха подальше. Постится щука, да зубы целы! Так и Клим этот, всё-таки он не нашего поля ягодка.
– Ладно, не скажу, – согласился я. Вдруг вспомнил, с какой неприязнью говорил Клим о моём отце и брате. Вроде бы даже порадовался, что я не попал в гвардию.
Возвращаясь на свою улицу, мы с Григорием попридержали шаг у чужих телег: в круге лихо под гармонь отплясывал рыжий и худой до страха мужичок. Загребая босыми ногами пыль, он вприсядку шёл по кругу, выбрасывая ноги по очереди, и подпевал себе озорные частушки:
С последними словами, под общий смех толпы, мужичок плюхнулся задом в пыль, крутнулся на месте и в изнеможении откинулся на спину, разбросав руки:
– Унесите меня, детушки, а то ещё плясать пойду!
Двое рослых парней подхватили его под руки и потащили к телеге, прочертив по земле пыльный след босых ног. В круг тут же вскочил другой танцор, мы не разглядели, кто, только донеслась новая припевка:
В тот вечер кабаки не закрывались долго, призывники гуляли последний день вольной жизни.
Утром, в День Ильи Пророка, когда мы сидели у своей телеги и завтракали, что было с собой взято в дорогу, Марийка вдруг привстала с рядна и с тревогой посмотрела в сторону площади перед управлением уездного начальства.
– Что-то стряслось там, – забеспокоилась она. Поднялся и я на ноги. На площадь уже сошлась огромная толпа народу, сновали босоногие мальчишки. Среди мужских фуражек больше было женских платков. Пыль поднялась в безветренном воздухе и едва не закрывала вид на здание управы. Над головами носились разноголосые выкрики.