Кофе в бумажном стаканчике - стр. 32
– Я Надя. Из Херсонской области, город Цюрупинск, – Надежда произнесла это тихо, одними губами.
Староста громко расхохоталась, с удовольствием обнажив великолепные зубы.
– Знакомьтесь, народ, у нас теперь есть собственная девочка Гадя из Голопуповки, поздравим ее, – она громко захлопала в ладоши, группа подхватила аплодисменты. – Так как называется твой город, я не расслышала?
Надя подняла покрасневшее лицо вверх и громко, по слогам произнесла:
– Цю-ру-пинск. Может, плакат нарисовать? Читать умеешь?
Она сама ошалела от собственной наглости, в группе наступила мертвая тишина. Но у Лагодиной, видимо, в тот день было игривое настроение, ее Надин отпор никак не задел. Снисходительно улыбнувшись, она облокотилась на ее стол и направила в лицо пальчик с идеальным маникюром.
– Значит так, Попелюшка, чтобы мел на доске перед каждой парой был в наличии. Это теперь твоя святая обязанность, – и, безмерно довольная собой, отбыла на галерку.
С тех пор Надино место в группе определилось четко, она стала Гадей и Попелюшкой, несчастной одинокой Золушкой среди нарядных веселых девиц. И, хотя ее никто так не называл в лицо, она отлично ощущала образовавшуюся вокруг пустоту. Впрочем, это оказалось не так уж и плохо. Никто не мешал ей заниматься, никто не отвлекал сплетнями. Свои новые обязанности по добыче мела из деканата Надя исполняла ответственно, чувствуя спиной презрительные взгляды однокурсниц, когда выкладывала белые брусочки на доску. Староста к ней пока особенно не цеплялась – так, могла толкнуть плечом в коридоре или как бы нечаянно сбросить лежащие на краю стола учебники на пол. Но это были мелочи. Надежда часто думала, что на месте Виктории Лагодиной она вообще не ходила бы на занятия, но той, видимо, было скучно. Свободно посещая лекции, она развлекалась, открыто издеваясь над своими жертвами.
Парней в группе было всего трое. Один – тучный «ботаник» в очках – никого не замечал, постоянно жевал бутерброды, играл в игрушки на своем телефоне. Учеба его не интересовала, насмешки не задевали. Зачем он поступил именно на этот факультет, было непонятно. Двое других – уверенные в себе, избалованные вниманием красавцы, редко приезжали на занятия, были дерзки, независимы и, как было слышно из обрывков разговоров в группе, «тусили» с девицами из свиты старосты. Лагодина, словно высочайшая особа голубых кровей, снисходительно приняла их в свой круг, не мешая развлекаться с подружками.
Довольно скоро Надя, чтобы не находиться в полном одиночестве, познакомилась с одной из городских «серых мышек», которую в группе пренебрежительно называли Лиличкой – ходила с ней в столовую, садилась рядом на парах. Это было до невозможности тоскливо, но так, по крайней мере, у нее оказалась хоть какая-то компания. Некрасивая, с подростковыми прыщами, в больших очках, восемнадцатилетняя Лиличка была по уши влюблена в одного из «мачо», как их называла про себя Надя, и каждую свободную минуту ныла и страдала, жалуясь подруге на отсутствие взаимности с его стороны. Когда заканчивались занятия, Надя пряталась от нее в библиотеке или сбегала в Воронцовский парк. Там она бродила по дальним заброшенным аллеям, пока на город не надвигались густые вечерние сумерки. К этому времени она, уставшая и замерзшая, выбиралась к дороге и отправлялась в общежитие, в свою холодную комнату, чтобы, закрыв уши наушниками с любимой музыкой, снова писать конспекты, пока глаза не начинали слипаться от усталости. А перед сном открывала блокнотик и жирным крестиком перечеркивала дату прошедшего дня, с наслаждением думая о том, что этот сложный день закончился.