Кочевая жизнь в Сибири - стр. 20

Мне кажется, было бессмысленно и жестоко атаковать этот неважный и изолированный форпост, находящийся так далеко от реального центра конфликта. Если бы его захват каким-либо образом уменьшил власть или ресурсы российского правительства или отвлек бы его внимание от войны в Крыму, он, возможно, был бы оправдан, но это не могло иметь никакого прямого или косвенного влияния на конечный результат войны и лишь принесло страдания нескольким безобидным камчадалам, которые никогда не слышали о Турции или Восточном вопросе и чьим первым известием о войне был, вероятно, гром пушек противника и разрывы снарядов у их дверей. Атака союзного флота, однако, была успешно отражена, а его адмирал, ошеломлённый тем, что был побеждён горсткой простых казаков и крестьян, покончил жизнь самоубийством. В годовщину битвы все жители, во главе со священниками, распевая победные гимны, идут торжественным шествием вокруг деревни и холма, с которого был сброшен штурмовой отряд.

Собрав гербарий на поле битвы и завершив свой набросок, ко мне присоединился Буш, и мы, уставшие и мокрые, вернулись в деревню. Наше появление где-либо на берегу неизменно вызывало ажиотаж среди жителей. Русские крестьяне и туземцы, которых мы встречали, с уважением снимали шапки и держали их в руках, пока мы проходили мимо, из окон домов с любопытством разглядывали «американских чиновников», а собаки разражались яростным лаем и воем при нашем приближении. Буш заявил, что он не может вспомнить, что когда-нибудь в своей жизни он был так значителен и привлекал такое всеобщее внимание, как сейчас, при этом всё это он приписывал проницательности и смышлёности камчатского общества. Быстрое и инстинктивное признание превосходящего гения, утверждал он, является характерной чертой этого народа, и выражал глубокое сожаление, что это не в равной степени относится к некоторым другим, которых он мог упомянуть, но «хотел бы избежать намёков»…

Первая попытка выучить русский – План исследований – Разделение партии.

Одна из первых вещей, на которую путешественник обращает внимание в любой стране, является язык, и это особенно заметно на Камчатке, в Сибири или в любой другой части великой Российской империи. Я с трудом могу предположить, что такого предки русских натворили при строительстве Вавилонской башни, чтобы быть наказанными таким сложным, запутанным и совершенно непостижимым языком. Я иногда думаю, что они, должно быть, построили свою сторону Башни выше, чем другие племена, и были наказаны за свою греховную деятельность этой тарабарщиной невразумительных звуков, которую никто не будет понимать, прежде чем не станет таким старым и немощным, что никогда не сможет построить другую башню. Как бы то ни было, это, безусловно, «зубная боль» для всех путешественников в Российской империи. За несколько недель до того, как мы достигли Камчатки, я решил выучить, насколько возможно, несколько общих выражений, которые были бы наиболее полезны в нашем первом общении с туземцами, например, простое декларативное предложение: «Я хочу что-нибудь поесть». Я подумал, что это, вероятно, будет первое заявление, которое я должен сделать любому из жителей, и решил изучить его так тщательно, что мне никогда не грозила бы опасность голода от невежества. Соответственно, я однажды спросил майора, какое эквивалентное выражение этому было бы на русском языке. Он хладнокровно ответил, что всякий раз, когда я захочу есть, всё, что мне нужно сделать, это сказать: «Вашевысокоблагородиеивеликопревосходительствоитакдальше». Наверное, я никогда не чувствовал такого благоговейного восхищения благоприобретенными талантами кого либо, какое я испытал, когда услышал, как бегло и грациозно майор произнёс это невероятное предложение. Мой разум безоговорочно капитулировал при попытке представить то количество лет тяжёлого труда, которое должно было предшествовать моей первой просьбе о еде, и я с восхищением размышлял о той неутомимой настойчивости, которую майор приобрел благодаря такому языку. Если простая просьба о пище представляла собой такие трудности для произношения, то каким должен быть язык для обсуждения вопросов богословия и метафизики? Воображение моё застыло в ужасе от этой мысли…