Книга Мечей (сборник) - стр. 57
– …зачем отправлять ее учиться танцам на другой конец города?..
– Магистрату подобный обман не понравится…
– …лучшая рыба, что я когда-либо пробовал! Она еще трепыхалась…
– …откуда ты знаешь? Что он говорил? Скажи, сестра, скажи…
Ритм жизни омывает меня, поддерживает, словно море облаков у подножия горы, где я прыгаю с лианы на лиану. Я размышляю о словах человека, которого собираюсь убить.
Его восстание охватит империю, и миллионы людей погибнут. Сотни тысяч детей осиротеют. Бесчисленные тени станут бродить по земле.
Я думаю о его сыне и о тенях, танцующих на стенах огромного пустого зала. Что-то в моем сердце пульсирует в такт музыке этого мира, земного и святого одновременно. Кружащиеся в воде песчинки становятся лицами – смеющимися, плачущими, тоскующими, мечтающими.
На третью ночь полумесяц кажется чуть более широким, ветер – чуть более холодным, далекое уханье сов – чуть более зловещим.
Как и в прошлый раз, забираюсь на стену особняка губернатора. Поведение патрульных не изменилось. Пригибаюсь ниже и крадусь тише по узкой стене и неровной черепичной крыше. Я вернулась на прежнее место; поднимаю черепицу, которую вытащила две ночи назад, и прижимаюсь глазом к отверстию, чтобы заслонить сквозняк, ожидая, что в любую секунду замаскированные солдаты выпрыгнут из темноты, и ловушка захлопнется.
Я к этому готова.
Но никто не поднимает тревогу и не бьет в гонг. Заглядываю в освещенный зал. Мужчина сидит на прежнем месте, рядом на столике – стопка бумаг.
Напряженно прислушиваюсь, не раздадутся ли детские шаги. Тишина. Мальчика отослали.
Изучаю пол, где сидит человек. Он застлан соломой. На мгновение смущаюсь, затем понимаю: это проявление заботы. Он не хочет испачкать кровью пол, чтобы тому, кто будет убирать зал, было полегче.
Мужчина сидит в позе лотоса, закрыв глаза, блаженно улыбаясь, словно статуя Будды.
Я тихо кладу черепицу на место и бесшумным ветерком исчезаю в ночи.
– Почему ты не выполнила задачу? – спрашивает Учительница.
Мои сестры стоят за ее спиной, два архата[7], охраняющих свою госпожу.
– Он играл с ребенком, – отвечаю я. Цепляюсь за это объяснение, как за лиану, раскачивающуюся над пропастью.
Она вздыхает:
– В следующий раз тебе следует первым делом убить мальчика, чтобы не отвлекаться.
Качаю головой.
– Это обман. Он играет на твоем сочувствии. Все власть имущие – актеры, и их сердца – непроницаемые тени.
– Может быть, – говорю я. – Однако он сдержал слово и был готов умереть от моей руки. Думаю, другие его слова тоже могут быть правдивы.
– Откуда тебе знать, может, он столь же честолюбив, сколь и человек, которого хочет очернить? Откуда тебе знать, что он не проявляет доброту на службе будущему большему злу?