Книга и братство - стр. 9
– Извини, что Пат не смогла прийти, – сказал Джерард, наливая Роуз шампанское. Дженкин в отсутствие Гидеона должен был быть партнером Патрисии в танцах.
– Ничего страшного, – ответил Дженкин, – все замечательно. Черт! Проклятый сэндвич! – Огурец с его сэндвича соскользнул на пол.
– А Вайолет не сказала, почему не смогла прийти? – спросила Роуз.
– Нет, да это и так известно. Не желает видеть такое множество счастливых смеющихся молодых людей. Не желает видеть, как мы тут без устали счастливо смеемся.
– Кто ее за это осудит? – пробормотал Дженкин.
– Она, вероятно, была бы рада приглашению, – сказала Роуз. – Может, ей не хотелось видеть Тамар такой счастливой. Родители способны любить своих чад и вместе с тем завидовать им. – И добавила часто повторявшееся: – Надо что-то делать с Вайолет.
– Я не заметил Тамар и Конрада, а вы? – сказал Джерард. – Забыл позвать их сюда на бокал шампанского.
– Им с нами будет неинтересно! – откликнулась Роуз.
– Они выглядят такими юными, вся эта молодежь, согласитесь, – продолжал Джерард. – Ах, lejeunesse,jeunesse![6] Свежие, гладкие, открытые, невинные, естественные лица!
– Не то что у нас, – поддержал Дженкин, – с печатью страстей, непримиримости и пьянства!
– Вы двое выглядите как дети, – сказала Роуз, – по крайней мере Дженкин. Ну а Джерард как… – Она не договорила, избегая делать комичное сравнение.
– Мы и были детьми тогда, – ответил Джерард.
– А, вы о том, что мы были марксистами, – сказал Дженкин. – Или воображали себя платониками, или кем-то в этом роде. Вы до сих пор не избавились от этого увлечения.
– Мы думали, что сможем создать некое действительно цивилизованное альтернативное общество, – возразил Джерард, – у нас была вера, мы верили.
– Дженкин все еще верит, – сказала Роуз. – Во что ты веришь, Дженкин?
– В новую теологию! – мгновенно откликнулся Дженкин.
– Не говори глупости!
– Ты не о новом ли марксизме, – спросил Джерард, – это ведь почти то же самое?
– Ну, если он достаточно нов…
– Настолько, что не узнать!
– Я в церковь не хожу, – сказал Дженкин, – но тем не менее стою за то, чтобы религия оставалась. Линия фронта пролегает там, где сходятся религия и марксизм.
– Это не твое, – проговорил Джерард, – то есть это не твоя битва. Ты не желаешь сражаться за Маркса! Как бы то ни было, эта потасовка совершенно не для тебя.
– Где ж мне сражаться? Я б хотел броситься в самую гущу. Но где она, эта гуща?
– Ты уже сколько лет говоришь подобное, а все ни с места, – заключил Джерард.
– Дженкин романтик, – сказала Роуз, – я тоже. Я б хотела быть священником. Может, доживу до такого.