Кляпа. Полная версия - стр. 17
Валентина встала с кухонного стула и, не торопясь, словно во сне, прошла в комнату. Движения были плавными – в них не осталось энергии, только форма. Тело двигалось по инерции. Руки нашли плед, подогнутый под подушкой, развернули его и бросили на пол. Она опустилась на него, села, поджав ноги. Не по—турецки – не так удобно, как кажется. А как школьница на ковре в день рождения: одна нога согнута, вторая – под себя. Спину выпрямила. Ладони положила на колени, как велит традиция. Смотрела прямо в фикус.
Он не сопротивлялся. Не требовал внимания. Не советовал. Не говорил голосом Валентины. Уже одно это делало его кандидатом в друзья.
– Ты теперь мой проводник в реальность, – прошептала она. Шепот был не театральный, а настоящий. Сухой, усталый, как звук закрывающейся двери.
– Мило, – немедленно вставила Кляпа. – Ты только не влюбись в него, а то мне потом придётся делить с этим зелёным недоразумением доступ к твоим голосовым связкам.
Фикус, естественно, молчал. Он не менял формы. Не искрился. Он просто был. И этого, как ни странно, оказалось достаточно.
Валентина сосредоточилась на листьях. Они были пятнистыми, с краем, словно обожжённым холодом, а на некоторых зияли крошечные отверстия – то ли от жука, то ли от времени, а может, от тоски, которую растение впитало из воздуха этой квартиры. Она всматривалась в прожилки, стараясь угадать в их изгибах закономерность – что—то, к чему можно привязать себя, как к спасательному кругу. Вдох – лист. Выдох – ствол. Вдох – точка на горшке. Выдох – прожилка. Она ловила ритм, как музыкант без слуха, который всё равно хочет сыграть, и который, если честно, играет исключительно ради приличия.
– Да—да, ищи тайный смысл в структуре ботанической капусты, – протянула Кляпа, с ленцой наблюдая, как Валентина таращится на растение. – Может, если долго смотреть на пятно, оно превратится в карту к оргазму. Хотя, зная тебя, максимум – к инструкции по смене прокладок. Или, если уж совсем повезёт, в доказательство, что твоя душа не полностью состоит из заплесневелого крахмала.
Мыслей не стало меньше, но они стали тише. Отчаяние осело. Сердце стучало, но как—то сбоку, без влияния на действия. Паника поползла обратно – не ушла, нет, просто отступила на шаг, наблюдая, прищурившись. Ей тоже стало интересно, сработает ли.
– Тебя нет, – медленно подумала Валентина, сжав губы и уставившись на лист так, будто собиралась им заклеить внутреннюю дыру в собственной голове. Не сказала. Подумала. Повторила: – Тебя нет. Есть только я. Я и фикус. Больше никого. Я и фикус.