Клей - стр. 83
– Хватит, Эндрю, – говорит мама, – ты сейчас вытянешь из животного все зубы! У нас нет таких денег, чтобы платить ветеринару за вставную челюсть, или что там им делают. – Она засмеялась, и я, и Шина тоже, представив Кропли с протезами.
Я отпустил кольцо. А он принес его мне обратно, чтоб я снова с ним тягался.
– Кольцо твое, Кропли, все, отвали, – говорю.
Собаки на самом деле не такие уж и умные. Эта Барбара Вудхаус по телику – полный кал. Она бы не смогла выдрессировать такого пса, как Кропли, какую-нибудь дворнягу из тех, что нападают на тебя в парке по дороге в школу. На прошлой неделе Биррелл дал одной такой ногой по шее, и та срыгнула с воем. Он говорит, что собаки, они как люди, некоторые не такие крутые, как о себе думают. Карл говорит, что скоро станет носить с собой духовой пистолет, чтоб защищаться. Я сказал ему, чтоб он не пристрелил мою собаку, а то я пристрелю его, похуй, что друзья.
Кропли надоело или он забыл, в общем, он бросил кольцо. Правда, маме пришлось шлепнуть его как следует, когда он пристроился к ноге Шины, которая встала сходить в тубзик. Она смеется и говорит:
– Отстань, Кропли, успокойся!
Шина, может, и не знает, что это собачка делает, а может, и знает. Но мама знает наверняка, и она стала лупить его тапком, пока тот не отпустил Шину.
Я смеюсь как псих, и мне тоже достается по затылку. Затрещина что надо, у меня даже в ушах зазвенело.
– Ничего смешного, – закричала мама.
У меня пульсирует там, куда пришелся удар, а я все равно смеюсь, хоть меня и мутит и одно ухо не слышит ни фига.
– За что, мам?
– За то, что ты дразнишь собаку, Эндрю Гэллоуэй. Так бедное животное совсем одичает.
Ну да. Я просто потер репу и открыл газету на странице с программкой. Барабанная перепонка вроде как вытянулась на место, и мне снова все слышно. Вот что меня по-настоящему бесит, так это когда в воскресенье вечером одновременно показывают «Материалы Рокфорда»[25] по Би-би-си и «Профессионалов»[26] по Эс-ти-ви. Суки, совсем с катушек съехали, могли бы планировать получше.
Мама садится со мной рядом на диван, обнимает меня, треплет по голове и чуть уже как будто не плачет.
– Прости, дорогой… прости, малыш, – говорит.
– Да все в порядке, ма, мне совсем не больно, держи себя в руках! – смеюсь, а сам чуть не плачу. Когда она так делает, я как будто снова становлюсь маленьким мальчиком.
– Непросто мне бывает, сынок… – она смотрит на меня, – понимаешь?
У меня ком в горле, сказать ничего не могу, поэтому просто киваю.
– Ты хороший мальчик, Эндрю, и всегда таким был. Никаких с тобой проблем не было. Я люблю тебя, сынок. – Она снова всхлипнула.