Размер шрифта
-
+
Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века - стр. 20
Ветвь глицинии[7]
Глицинии ветвь,
что поставлена в вазу близ ложа,
склонилась слегка –
и густая гроздь ниспадает
на страницы открытой книги…
«Глицинии ветвь…»
Глицинии ветвь
из вазы слегка наклонилась –
и сизая гроздь
осенила постель больного,
о конце весны возвещая…
«Распускается вновь…»
Распускается вновь
в палисаднике ирис лиловый –
только в этом году
суждено мне еще любоваться
уходящей весны цветеньем…
«Дождь сильней и сильней…»
Дождь сильней и сильней.
Я соломенный зонтик поставил,
прикрывая пион, –
будто ветреная красотка
вышла из дому в непогоду…
Ёсано Тэккан
Из книги «Север, юг, восток и запад»
Осенним днем думаю о родном крае
Этой осенью вновь
я дом навестить не сумею –
там, в селенье родном,
не дождавшись меня, опадает
у реки печальная ива…
Песня, сложенная в связи с решительным столкновением Японии и Китая по корейскому вопросу в мае 1904 г.[8]
Право же, ни к чему
разговоры вести понапрасну –
все вопросы решить
может только меч самурайский,
только этот клинок заветный!..
Гора Фудзи
Вспоминаю стихи,
чтобы с чувствами древних поэтов
соразмерить восторг –
предо мною в снежном убранстве
гордый лик божественной Фудзи!..
«Взял я кисть – и теперь…»
Взял я кисть – и теперь
пусть свершится веление рока!
Если скажут: «Отдай
плоть свою за клинок разящий»,
не пристало мне колебаться…
Путевые заметки из Кореи
Над вершинами гор
тоскливым и грозным призывом
рык тигриный звучит[9] –
все сильнее ветер вечерний,
все темнее мрачные пади…
Из книги «Пурпур»
«Говорить о любви…»
Говорить о любви[10]
мы оба еще не устали.
Что ж, удел наш таков –
вновь и вновь умирать, воскресая
под напев восходящего солнца…
«По плечам, по спине…»
По плечам, по спине,
словно шелковое покрывало,
пряди черных волос
ниспадают пышной волною
в упоенье ночи весенней…
«Я в объятиях милой…»
Я в объятиях милой
о славе отчизны забыл –
все померкло, поблекло.
Лишь звезда в небесах багровеет,
да белеют венчики лилий…
«Мне изведать дано…»
Мне изведать дано
зарожденье неясного чувства,
что чуть брезжит во мгле –
во врата этой вешней ночи
я вхожу, объятый любовью…
«Не оставлю ее…»
Не оставлю ее
безответной любовью томиться
на осеннем ветру –
и сто двадцать ри не помеха
для того, кто торопится к милой!..
«Осенило ее…»
Осенило ее
томление страсти осенней –
«Десять лет, десять лет!» –
на руке моей пишет кровью
из прокушенного мизинца…
«Нет, тебе не к лицу…»
Нет, тебе не к лицу
оттенки столичной помады –
лучше губы окрась
свежей густо-багряной кровью
из мизинца, что мною прокушен!..
Ёсано Акико
Из книг «Спутанные волосы», «Маленький веер», «Отрава»
«Разве румянец…»
Разве румянец
сумеет сказать обо всем –
о буйстве крови,
Страница 20