Клаудиа, или Дети Испании. Книга первая - стр. 104
– И что же… теперь?.. – едва прошептала Клаудиа, даже и не подозревавшая, что от всех этих ужасов ее охраняет пока один лишь каприз его высокопреосвященства.
– Теперь? Теперь ты снова придешь ко мне завтра, и я научу тебя, как понравиться матери Агнес.
– А если я не захочу ей понравиться?
– Тогда тебя будут стегать березовыми ветками.
Клаудиа встала и молча ушла.
В ее распоряжении оставались сутки.
В самом начале декабря еще до рассвета салески были разбужены перезвоном колоколов. Клаудии спросонья показалось, будто эти торжественные звуки уже призывают всех обитателей монастыря для наказания единственной непокорной послушницы, и она заметалась по комнате, как по клетке. Однако забежавшая за ней Антония, заговорщицки, уже как сообщнице, подмигнув, объяснила причину такого необычного шума. Оказалось, что в этот день большинство сестер должно было отправиться в Уржель, дабы присутствовать там при исполнении приговора местного аюнтамьенто.
– Но, как ты понимаешь, это, конечно, дело рук самого дона Рамона.
Это имя[56] наводило страх на всю Испанию, им недаром пугали детей, и Клаудиа вздрогнула, будто огонь уже лизал ее ноги.
– Возьми себя в руки, Анна. Ночью ты должна быть в форме, а это дневное развлечение только подогреет тебя, как следует.
– В чем же обвиняют этого человека? – уже спускаясь вниз, спросила все-таки овладевшая собой девушка.
– Это, между прочим, женщина, жена одного местного крестьянина, – ответила всезнающая Антония. – Говорят, она утверждала, будто Иисус Христос открыл ей, что освятил ее тело, изменив ее плоть и кровь в субстанцию своего тела, чтобы ближе соединиться в любви с нею. Каково! О ней много спорили повсюду, а в это время поклонники водили ее по улицам в торжественной процессии с зажженными свечами, провожали в церковь, кадили ладаном, как святую… Ну, дело кончилось, разумеется, подвалом, да не только для нее, но и для некоторых особенно ярых ее сообщников. И вот сегодня ее сожгут, а приходский священник и два монаха, виновные в сообщничестве, будут до самого места казни следовать босиком в коротких одеждах с дроковой веревкой на шее вслед за санями с еретичкой. Потом их навсегда лишат сана и сошлют куда-нибудь, наверное, на Филиппины. Но бежим, я слышу, уже понукают лошадей.
До Уржеля путь был неблизким, около семи лиг, и процессия из неуклюжих колымаг, возглавляемая щегольской каретой аббатисы, тащилась вдоль реки часов пять. Клаудиу охватило лихорадочное возбуждение. Она не покидала стен монастыря уже несколько лет, острый пряный воздух с долин Сегре кружил голову, и сердце разрывалось от возможности снова оказаться в городе, среди людей… Когда еще такой случай повторится? Девушка пыталась представить себе, как выскользнет из рядов салесок, смешается с толпой, наймется стряпухой, прачкой… Но ее одеяние? Ее белые руки, по которым любой угадает беглую монахиню или дворянку?