Кирпич - стр. 51
Помню один из них заслуженный человек с проседью в волосах даже пустил скупую слезу:
Они сказали, что дочку мою из института попрут и жизнь ей испортят, если не подпишу…
Другой сказал, что ему до пенсии рукой подать, а тут такое.
Я постарался всех понять. Войти в положение каждого. По правде говоря, они то тут, по большому счету, ни при чем. Тем более их было много подписантов. Сработал стадный рефлекс. Ну или страх. Называйте, как хотите. Все это не ново.
Что радовало и вдохновляло: были и те, кто с самого начала за меня, что называется, впряглись. Тянули мазу. Поддерживали, как могли, не верили, что я украл, стащил, затарил.
Всех помню. Всем благодарен. Такое не забывается.
В итоге мне выплатили компенсацию. Я в ответ внес в кассу штраф за свои «частные разговоры» и в тот же день, написав заявление «по собственному», тихо прикрыл за собою дверь.
Деньги мне понадобились. Потому что борьба за восстановление справедливости требует, как правило, серьезных издержек. Квартиру пришлось продать. Машину тоже. Вообще, все, что можно было продать, я тогда продал. Надо было закрывать расходы по адвокатам, переводам, рассылкам, поездкам, встречам, объяснениям и прочей лабуде. К тому же у меня на тот момент родилась дочь. И помню, как-то я вышел на улицу за хлебом, выскреб из карманов все, что оставалось, и застыл в двух шагах от магазина. У меня набралось ровно сорок шесть тенге. Я стал лихорадочно соображать что купить: молоко или хлеб? На большее денег не хватало…
Деньги мне понадобились. потому что борьба за восстановление справедливости требует, как правило, серьезных издержек. Квартиру пришлось продать. Машину тоже. Вообще, все, что можно было – продать, я тогда продал.
И тут в моем воображении с хроникальной последовательностью стремительно стала отматываться назад пленка трехчетырехлетней давности.
Я вспомнил, как покидал страну с билетом в один конец, чертыхаясь от омерзения, как учился жить в Америке, не зная ни слова по английски, как сидел в мормонских церквях, слушая нудные проповеди священника, как снимал «коротыши» для мормонов, как ходил слушать блюз в «Черную вдову», как смотрел по вечерам на красивейший закат с высоты тридцать четвертого этажа, как радовался и жил полной жизнью и строил какие то планы и планы эти манили своими реальными перспективами.
Я вспомнил, как жил и кем был до этого дня.
Мог ли я тогда предполагать, что однажды вернусь домой, полный надежд и благостных ожиданий, готовый потратить силы на что-нибудь полезное, а вместо этого мне придется шлюмкать баланду в камере, долбиться полтора года в глухую стену, доказывая, что дважды два в моем понимании всегда было четыре, и в ужасе ждать, что день грядущий мне готовит. Заглядывать далеко вперед я тогда не решался, поскольку будущее мне светило не самое радужное обещали восемь лет с конфискацией. А дело в итоге закончилось тем, что меня заставили заплатить штраф (!) за разговоры по сотовому телефону.